Я осеклась. Ну надо же! Еще ведь и не начала всерьез внедряться в этот культ, а уже чуть было не опростоволосилась! Не ожидала, что у них так хорошо поставлено дело.
Я сконфузилась, смешалась, постаралась свернуть разговор, перевести его на другую тему. И тут же вдруг обнаружила, что рассказываю им:
— … И мне так хочется мою подругу нарисовать, вы не представляете! Но предложить совестно. У нее лицо такое, что испортить легче легкого, а как я с ней буду говорить, если испорчу? А ведь все кажется — испорчу обязательно, не нарисую так, как надо! И что, если она во мне разочаруется? Пока она так хвалит мои рисунки, но если не захочет со мной подругой быть после этого?..
Вот ужас, а это с чего я решила рассказать⁈ Мне и впрямь стало страшновато. В самом деле меня заколдовали, что ли?
Но Светлана продолжала гладить меня по руке и задавать наводящие вопросы, и я постепенно успокоилась. Ведь ничего страшного я не сказала, инкогнито свое не раскрыла. Даже хорошо, если они знают одну мою маленькую слабость, скорее поверят в искренность всего остального.
А может быть, Светлана и не специально выпытывает. Может быть, она просто хороший и добрый человек, и я ей сразу понравилась.
«Как же, — сказала та часть меня, которая отчетливо помнила, как больно врезались в тело веревки в подпольной лаборатории Ильи Резникова. — И вот так без всякой выгоды, только тебя увидела, как сразу воспылала к тебе чувствами и поощряет душу выворачивать?»
«Ладно, — ответила я этой части, — как бы то ни было, а все равно ничего страшного я не сказала! Главное, про работу вовремя сдержалась».
Тут на мое счастье все-таки началось собрание, и разболтать больше я бы не успела при всем желании.
Длинноволосый Стас вышел в центр комнаты и замер, ожидая, пока стихнут все разговоры. Я обратила внимание, что одет он был крайне просто: в черные брюки и черную же рубаху, без сюртука. На шее у него висел серебряный медальон в виде причудливого вензеля, больше ничего. В руках он держал книгу, заложенную множеством закладок, которая тотчас вызвала у меня ассоциации с Библией или Кораном — без особых на то оснований.
Впрочем, судя по тому, в какую сторону она открывалась, если это и был Коран, то переводной.
— Друзья мои, рад видеть вас тут! — заговорил Стас. У него был приятный и звучный голос, как у хорошего священника. Такой хочется слушать и слушать. — В наши непростые времена отрадно видеть, что столько адептов и будущих адептов нашли в себе силы искать новое знание!..
Дальше он повел в том же духе. Следить за нитью его речи не всегда было легко, в основном потому, что он произносил слова слишком напевно и мелодично. Пока он говорил, простоволосые женщины незаметно поднялись со своих мест, опустили тяжелые портьеры на окнах и разожгли повсюду свечи, погрузив комнату в теплый красновато-оранжевый полумрак. Запахло какими-то благовониями.
В такой атмосфере я ожидала, что Стас будет склонять нас к какому-то благочестивому поведению, может быть, говорить об общности разных священных книг или о каком-то тайном знании, которое кроется в них во всех — нет! Он говорил совсем о другом, причем вещи неожиданно интересные и даже здравые.
Он говорил о том, что древние священные книги — суть перечень инструкций по выживанию, своды законов, без которых не могли обойтись древние племена. Библия много говорит о том, какие ритуалы нужно выполнять, какую еду и с чем есть; Коран в этом плане ничуть ей не уступает, только добавляет еще больше гигиенических и бытовых инструкций.
— И одна из главных этих инструкций, одно из главных правил техники безопасности, — говорил Стас, — как вы думаете, какое?
Он прислушался, ожидая, видно, от зала какого-то ответа. Однако все молчали, завороженные звучанием его голоса. Я подумала, не сказать мне что-нибудь едкое, мол, «не верьте сладкоречивым красавцам», но вовремя вспомнила, что мне полагается играть роль тихой и скромной девушки.
— Не верь колдунам! — патетически воскликнул оратор.
Это было так неожиданно, что, каюсь, я чуть не рассмеялась. Кто-то из новоприбывших тоже хихикнул — кажется, один из молодых людей. Оглядевшись по сторонам, я увидела, что остальные сидели с постными или донельзя удивленными (тоже новенькие) лицами.
— Ничего в этом нет смешного, — сурово продолжал светловолосый красавец. — Коран называет «сихр», колдовство, одним из самых больших грехов, наряду с оставлением священного джихада и клеветой! Библия говорит нам — ворожеи не оставляй в живых, и все это среди обиходного перечисления правил и приличий, потребных для обычной жизни! Всякий, кто будет ворожить, должен быть изгнан из народа своего — вот что сообщает дальше эта книга. Не слушайте гадателей, тех, кто говорит с мертвыми, тех, кто ходит сквозь огонь и приносит жертвы незнакомым богам, иначе бог разгневается на тебя и истребит тебя, одного или вместе со всем твоим народом, — светловолосый обвел нас долгим внимательным взглядом, в котором мне почудилось что-то гипнотическое. Может быть, виной тому было освещение.