Но случилось неожиданное: работа меня увлекла. Казалось бы, что интересного — знай себе раскрашивай уже готовые открытки, ни полета мысли, ни творчества. Но мне вдруг стало интересно! Я ведь всегда любила рисовать, только дома мне редко выпадал случай поработать красками. Разве что по воскресеньям, когда шеф почти всегда устраивал выходной, и мало было риска, что он сорвет меня с места своим поручением. Как правило, я делала наброски только карандашом. Да и Мурчалов меня поощрял совершенствовать именно карандашную технику: это полезно в сыскной работе.
А тут — вроде и бумага не совсем подходящая, но кисточка была хорошей и тонкой, на краски культисты тоже денег не пожалели. Да и девушки Женя и Саша оказались отличными товарищами: они говорили мало, но то и дело то одна, то другая отпускали шутку или какое-нибудь веселое замечание. Кроме того, они иногда искоса поглядывали в мою работу и хвалили меня — и аккуратно, и цвета я хорошо подбираю, с фантазией и со вкусом, без выкрутасов…
Кроме того, два или три раза забегали Светлана или Ирина, приносили вино — «это совсем легкое, да еще разбавленное, пейте смело!», печенье и сыр. За работой я ела мало, но от перекусов и вина в голове стало приятно легко, а от ощущения общего дела, которое я делаю вместе со всеми, сделалось как-то особенно тепло и радостно.
«Ты сыщица! — напомнила я себе. — Ты здесь, чтобы разоблачить вредный культ!»
Но какая-то часть меня тут же спросила, с чего я взяла, что этот культ так уж вреден. Если он не нравится таким людям, как клиенты Вильгельмины или даже сама Вильгельмина, это вовсе не значит, что культ плох! Просто люди встречаются, хорошо проводят время, нашли себе общие интересы… Ну и что, что это мистика и оккультизм, ну и что, что я во все это не верю? Мало ли вещей, в которые я не верю, но которые приносят другим людям удовольствие! Разве плохо, например, что верующие построили церкви, вроде той, в которой встречается по субботам наш математический клуб?
— Ах, вы уже управились! — воскликнула Светлана, входя в комнату в очередной раз.
Разогнувшись, я с удивлением обнаружила, что и в самом деле: подле меня больше нет нераскрашенных заготовок, за окнами синеет вечер, а в комнате включен электрический свет.
— Какие вы молодцы! — Светлана просматривала мои открытки, а заодно и те, что лежали стопками рядом. — Особенно ты, Анечка! Первый день, а уже так хорошо включилась в работу!
— Да, — подтвердила Женя, тепло мне улыбаясь. — Без нее мы бы не управились.
У меня слегка болела шея, затекшая от долгого сидения, а глаза, как я только что обнаружила, слезились. Но все же я чувствовала огромное воодушевление. До чего приятно было заниматься любимым делом, в команде людей, который разбираются в нем не хуже тебя, да и к тому же не скупятся на похвалу! Даже появилось ощущение, что мы и впрямь добились чего-то очень важного в тот день.
При этом у меня совершенно вылетело из головы, что я на задании, и что должна искать клиентку. И вообще я уже не очень верила в разрушительную природу этой секты.
Лишь позднее я узнала, что так — на общее дело — «Школа детей ночи» ловит всех, достаточно наивных, чтобы попасться на ее удочку, и достаточно созидательных, чтобы не купиться на более простую наживку. Меня отнесли именно в эту категорию.
— Знаешь что, — проговорила Светлана заговорщицким тоном, — вообще-то, ты еще довольно низкого ранга, тебе не положено… Но я могу показать тебе нашего Темнейшего лидера! Ты и впрямь хорошо потрудилась.
Я чуть было не спросила: «Увидеть Гуннара Лейфссона?», но вовремя прикусила язык. Обычной девушке, зашедшей с улицы, неоткуда было знать, как зовут предводителя секты. Поэтому только энергично закивала.
При этом мне и в голову не пришло протестовать, что я официально вовсе не вступала в Школу.
— Пойдем! — тихо проговорила Светлана. — Тебе понравится.
С наступлением сумерек коридоры особнячка оказались освещены еще хуже, чем днем: когда светило солнце, портьеры только создавали полумрак, теперь же они полностью перекрывали скудный свет сумерек, а электрическое освещение оставляло желать много лучшего — горели только зажженные через огромные промежутки тусклые светильники, которые, казалось, давали больше теней, чем света.