— Просто говори поменьше, — наконец велел ему Гуннар.
— Какое поменьше! — возмутился Стас. — Обычно тебя всегда я объявляю на сеансах!
— Ну, поручишь Светлане. Она уже набралась опыта.
Стас хмуро надулся: видимо, ему не нравилось, что его обычную почетную обязанность кому-то перепоручают.
Все это выглядело комично донельзя.
Вот что бывает, когда на темные мифы проливают солнечный свет. Сомневаюсь, что настоящие вампиры из юландских сказок когда-либо вызывали у жертвы потаенные приступы хохота.
Но, когда Златовский удалился, а Лейфссон велел мне идти за ним, комического эффекта хватило ненадолго: я сразу же вспомнила, в какую передрягу попала.
По обстановке я поняла, что мы и в самом деле находимся внутри богатого особняка, очень может быть, что и в самом деле в границах Опалового конца. Даже дома у Полины Воеводиной я не видела, чтобы коридор был обтянут шелковыми обоями! Впрочем, ведь и дом-то у Воеводиных не самый большой: прежний мэр славился своей честностью, и состояние нажил не на государственной службе, а удачным браком…
Из этого роскошного коридора мы попали в прихожую, тоже роскошную, украшенную двумя огромными напольными вазами с ветками кораллов. Входная дверь была приоткрыта, из нее приманчиво виднелся двор особняка, залитый оранжеватым вечерним солнцем. Самое время, чтобы рвануться и бежать… Если бы не субъект, дежуривший у дверей.
Наверное, это был тот самый тип, что тащил меня на себе — нечасто увидишь таких огромных мужчин!
Он развернулся к нам, скользнул равнодушным взглядом — и внезапно я узнала это молодое, ничего не выражающее лицо с прозрачно-голубыми глазами.
Да это же тот самый тип, с которым я дралась в кофейном сосняке Златовских! Похоже, прошлое не собиралось меня отпускать.
Нет, поняла я, мимо него просто так не просочишься. В прошлый раз мне удалось убежать только чудом. Нельзя рассчитывать, что чудо повторится второй раз.
Еще меня вдруг от макушки до пяток пронзило жалостью.
Теперь я знала, что и сама генмод; более того, теперь я знала, каково находиться под воздействием булавки. Этот молодой мужчина, должно быть, мой ровесник — может, парой лет старше или моложе, если нас создавали в одной лаборатории и примерно в одно время; пожалуй, его можно назвать моим братом с гораздо большим правом, чем рыжего пушистого Ваську! Если я правильно поняла обмолвку Златовского, меня конструировали из расчета шпионажа и разведки, поэтому я ловкая, быстрая, с отличными зрением, слухом и памятью. А у этого все вложили в телесную мощь.
Но мне повезло; каким-то образом еще в раннем детстве я умудрилась из лаборатории сбежать. Или, может быть, меня бросили, не смогли взять с собой, когда сбегали сами. А его взяли. И он с детства живет со Златовскими, которые используют его для своих махинаций; может быть, он никогда даже и не выходил из-под воздействия булавки. Умеет ли он хотя бы говорить? Или с него достаточно только выполнять их приказы?
Осознает ли он себя вообще, хотя бы краешком разума? Мой опыт пребывания под булавкой говорил — нет, не осознает. И от этого понимания мне сделалось так страшно и тоскливо, хоть волком вой.
Но надо было не выть, а, сохраняя невозмутимый вид, спускаться вслед за Лейфссоном и Стасом по широкой лестнице в подвал. Или, точнее, погреб — по крайней мере, в таком шикарном особняке мне сложно было представить типичный подвал с котельной, а вот низкое каменное помещение с огромными дубовыми бочками вставало в воображении как родное.
Или там, внизу, могла находиться камера пыток. Пусть накладные зубы несколько успокоили меня — трудно внутренне глумиться над кем-то и одновременно бояться, — но я все же понятия не имела пока, зачем Стас и Лейфссон одолжили меня у Златовского. Так что, когда мы спустились по одному лестничному пролету (на сей раз я считала ступени — их оказалось двенадцать) и Стас отпер внушительного вида деревянную дверь, я вполне ожидала увидеть за ней какую-нибудь «железную деву» или полный комплект «арнорских сапогов».
Но действительность меня поразила: как только Лейфссон щелкнул электрическим выключателем, мы перешагнули порог и оказались в балетном зале!
Мадам Штерн, хозяйка пансиона для благоразумных девиц, уделяла довольно много внимания физической подготовке воспитанниц. Она любила повторять, что бальные танцы развивают не только физическую ловкость, внимательность и вкус, но и интеллект, а также чувство такта. Поэтому танцевать я волей-неволей выучилась, хотя настоящего вкуса к этому занятию так и не развила: в искусстве драки мне всегда виделось больше толка, а танцы представлялись сущей бессмыслицей. Три дня в неделю по два часа мы проводили именно в такой комнате: с особенным пружинящим паркетом на полу и зеркалами на стенах!