— Перед вами курительная комната, — сообщил он, отодвигая очередную синюю портьеру и открывая взору довольно просторное помещение, обставленное столиками и удобными стульями с наклонными спинками.
До этого такие же стулья господин Клеменс показывал в библиотеке и обратил наше внимание на то, что их каркас сделан из единственной полой трубки, изогнутой прихотливым образом — все ради облегчения веса.
Он мог бы и не пояснять, что перед нами курительная: запах табака мы почуяли заранее. Шеф у меня на руках даже спрятал нос за бортик сумки. А вот наши спутники на эту вонь, похоже, и внимания не обратили. Поскольку Орехов не курил, да и за Соляченковой я тоже не знала этого порока — а я собирала любые сведения о ней довольно внимательно, — оставалось предположить, что на деле курительная пахла вовсе не так ужасно, как мне подумалось. Видимо, снова разница между человеческими носами и генмодными!
К тому же нос кошки далеко не так чувствителен, как нос собаки, поэтому Василий Васильевич не испытывал таких же мук, как, например, мог бы испытывать его друг Пастухов. Что касается меня, то мой нюх еще слабее, хотя и лучше среднего человеческого.
— Поразительно! — воскликнула Соляченкова, оглядывая комнату. Ее стены были обшиты декоративными панелями с изображенными на них лесными видами. — И вы не боитесь пожара?
— Обратите внимание на стенные панели. Они из асбеста. Также из асбеста сделаны столешницы и обивка стульев, а арматура дюралюминиевая, как и сам каркас судна, — пояснил старший помощник. Если у него и был галлийский акцент, то в речи он почти не чувствовался; иностранца можно было распознать разве что по чересчур правильной речи.
— «Прогресс» — чудо человеческой мысли, — проговорил Орехов с удовлетворением. — Каждая деталь на борту продумана до мелочей, каждая стала плодом смекалки и науки!
Я задумалась, стоит ли вероятному покупателю столь явно выражать свой восторг потенциальной покупкой. С другой стороны, вряд ли старпом был вхож в общество владельцев кумпанства «Ния хоризонтер» и мог донести им об энтузиазме Орехова… Да и сам Орехов, уж конечно, куда более искушен в ведение торгов, чем я. Он наверняка знает, что можно делать, а чего нельзя.
— Да, занятная диковина, — вдруг проговорил смутно знакомый мне басистый голос.
Из одного из кресел, стоящего спиной к нам, поднялась высокая массивная фигура, увенчанная тюрбаном из дорогой блестящей ткани. В полумраке курительной я сперва приняла этот тюрбан за изысканный плафон лампы или что-то в этом роде.
Ирина Ахмедовна Горбановская! Именно ее имел в виду Орехов, когда ранее сказал Соляченковой, что видел тут ее невестку.
— Очень рада, что старым паровозам вроде меня не нужно спрыгивать с борта, чтобы подымить спокойно, — продолжила она. — Орехов, любезная сестрица, ну и компания! И сыщик Мурчалов тут как тут! Пожалуй, я упаду вам на хвост, это интересно.
— Пощадите мою конечность, сударыня, — проговорил шеф. — Если, конечно, вы не имели в виду хвост метафорический.
— Последнее, — заявила Горбановская, ничуть не смущенная заявлением шефа.
Последний раз я видела ее больше года назад, в прошлом марте, однако забыть эту даму решительно невозможно. Сейчас она называет себя скромной рантье (в ее собственности несколько доходных домов в самых прибыльных уголках города), но когда-то госпожа Горбановская была, по всей видимости, самой настоящей пираткой. То есть, простите, вольным морским торговцем. Она даже не очень-то это скрывает: по крайней мере, брошь с изображением корабля и черепа носит на своем тюрбане с гордостью.
Кроме того, Ирина Ахмедовна сама по себе выглядит внушительно. Богатырский для женщины рост сочетается в ней с таким солидным сложением, что становится странно, как это под ней не тонули корабли. (Если уж на то пошло, мне начало казаться, что и «Прогресс» рано или поздно клюнет носом по ее вине.)
Добавьте к этому громкий голос, черные широкие брови, внушительный нос и проницательный взгляд слегка прищуренных — возможно, от долгой привычки смотреть вдаль — глаз, и вы получите образ воистину незабываемый. А если добавить, что Ирина Ахмедовна подчеркивала свои природные данные в высшей степени экстравагантными нарядами, думаю, становится понятно, почему ни Орехов, ни Соляченкова — между нею с Горбановской не было особой любви, однако муж одной и брат другой из них скончался, оставив между женщинами взаимные деловые обязательства — не осмелились возразить ей.
И уж точно протеста нельзя было ожидать от бедного господина Клеменса, который и вовсе исполнял свои служебные обязанности.