— Как видите, «Прогресс» оборудован самыми современными приборами, — говорил Клеменс. — Но все равно визуальный обзор является необходимым условием успешной навигации. Именно поэтому капитанская рубка размещена в носу дирижабля и снабжена смотровыми панелями…
— То есть это не стекло? — перебила Горбановская, бесцеремонно постучав по ближайшей к ней прозрачной поверхности.
— О нет, стекла были бы слишком тяжелы, — ответил Клеменс. — Это одна из новейших разработок…
— И вот про эту навигацию, — снова перебила Горбановская. — Сейчас, я посмотрю, туман. Как вы собираетесь выкручиваться, если у вас полет, а погода плохая? Просто так сесть где угодно вы не можете, вам причальная вышка нужна.
— «Прогресс» вполне способен подняться выше облаков и уйти от непогоды. Кроме того, курс корабля постоянно пишется самописцами на специальную магнитную ленту, — старпом указал на коробку какого-то аппарата у одного из окон. — Таким образом, даже в отсутствие видимости мы всегда можем определить наши координаты, восстановив историю поиска. А что касается причальной вышки, ею может служить…
В этот самый момент завопила сирена.
Бывают ли благозвучные сирены? Очевидно, на «Прогрессе», где все дышало роскошью и комфортом (насколько это возможно, когда вам также приходится ограничивать вес), ее изо всех сил попытались сделать таковой. Оставив при этом достаточно громкой, чтобы она все же исполняла свою функцию — то есть поднимала людей по тревоге.
Низкий, навязчивый звон, похожий на бой церковного колокола, почти немедленно начинал отдаваться в зубах.
— Что это? — спросила Горбановская, нахмурясь.
На ее лице было такое выражение, словно она ожидала нападения какого-нибудь облачного кракена и готова была самолично вызвать его на бой.
Клеменс внимательно слушал: считал удары колокола, я так поняла. Вахтенный, которого он до этого отстранил, дернулся, стоя у двери, явно не зная, как поступить: то ли метнуться и занять места по штатному расписанию, то ли ждать сигнала явно старшего по званию.
— Неполадка с второстепенным оборудованием, — наконец произнес старпом. На лице его отразилось облегчение. — Живучести судна угрозы нет, но при наличии безопасной швартовки пассажиров просят немедленно покинуть борт. Пойдемте, господа.
— Ну вот! — проговорила Соляченкова благодушно. — Только подошли к самому интересному! Никифор, пообещайте, что непременно организуете для нас еще одну такую экскурсию.
Орехов озабоченно хмурился.
— Разумеется, Ольга Валерьевна, — проговорил он. — Если позволят обстоятельства. Пока же нам лучше идти за господином Клеменсом.
— Шеф, хотите на руки? — спросила я Мурчалова, открывая пустующую сумку, которая висела у меня на сгибе локтя.
Тот только головой мотнул.
— Оставьте, Анна, в экстренных ситуациях коты бегают быстрее людей. И по ступеням способны спуститься ничуть не хуже.
Может быть, меня подвели прочитанные книги и просмотренные пьесы (в Народном театре любят показывать сцены затопления корабля, с мигающим светом, трясущимися декорациями и прочими атрибутами катастрофы), но я ожидала, что по тревоге весь персонал дирижабля будет носиться туда-сюда, и нам придется протискиваться мимо спешащих по делам или просто паникующих матросов. При условии, конечно, что экипаж дирижабля называется матросами.
Ничуть не бывало!
Узкий технический коридор, которым мы спешили к выходу, был совершенно пуст — ни единой души не попалось навстречу. Только продолжал бить колокол, да разливался в воздухе запах озона. На меня это начало наводить жуть. Озон — значит, электричество. Если что-то электрическое вышло из строя на дирижабле, может ли весь каркас сработать как проводник и поджарить нас? Дюралюминий — это металл, он должен проводить электричество…
Шеф бежал впереди, высоко подняв и распушив хвост, словно молодой кот. Очевидно, его ситуация совсем не беспокоила, только воодушевляла. А вот Орехов хмурился все сильнее и сильнее. На Соляченкову и Горбановскую я не глядела, они шагали позади меня.
Когда мы спустились в нижний коридор, он же пассажирская часть дирижабля, я наконец и столкнулась с долгожданной паникой. Мимо нас промчались по очереди трое стюардов; я услышала возмущенные вопли и звон посуды из столовой.
— Ларс, позаботься о наших почетных гостях, — Клеменс поймал одного из стюардов за рукав ливреи. Слово «почетных» он выделил голосом.
— Есть, сэр, — отозвался тот, немедленно оставив дело, за которым бежал. Затем обратился к нам: — Господа, следуйте за мной!