Свет на человека! И наглаза зажмуренные!А затемвесь свет – на будущее. Освещенадолина сухих костей.
За ней – мозаичный храмовый фриз,лестница: вверх – вниз —и – наискосокносились ангелы вверх и внизи с веселием пели…И никакого спасеньяни от них, ни от их голосов.
X
Черный рояль умирает степенносреди нот своих и бемолей,черный рояль издыхает.И – желтый врубается верхний свет.Свет на лужах краденой,а значит, сладкойводы – играет.Желтый свет на клятвах тех,кто забивает гол в свои же ворота,желтый свет на мечтателях и на любовниках – свет.
XI
Нынче пустые стоят баррикады.Никто не стреляет.Слякоть. Дождь и туман.
Героикумы отложим до завтрашнего утра.Сегодня ночьюникаких протестов писать не буду.Пусть их!.. Не обнажу клинка.
Сегодня судьба —ослепленный Самсончудовищными плечамине обрушит капища колоннаду,и никакой Амос —во тьме и буре —не высадит раму окна отеля,чтобы проклястьсправляющих праздник в дымной ночи Бет-Эля.
Одиссей
Возвратясь, он на месте родного города обнаружил волны,залив, дельфинов. Водоросли прибоем качались мерно.Солнце зависло над краем неба.
«Ошибки всегда повторяются дважды», – сказал Одиссейи вернулсяназад к перепутью, чтобы точно узнать дорогук родному городу, который волнами никак уж не был.
Усталый, он брел в гуле толпы, как в тоскливом привычномкошмаре,толпы, чей греческий был ему малопонятен – запассловарный,который он взял с собой как запас провианта, высох,порастерялся…
На мгновенье ему показалось, что он очнулся от сна:новые равнодушные людине узнавали его и даже не удивлялись.
Он их расспрашивал (слов не хватало) – знаками!Встречные честнои бестолково пытались понять его. Отчужденнопурпур все лиловел и лиловел, выцветая на горизонте.
Вышли взрослые, развели окружавшую стайкудетей по домам. В домах загорались окна.Одно за другим. Загорелись все. Стемнело.
Упала роса и запуталась в его космах.Пришел ветер – поцеловал его в губы.Пришла вода – ступни омыть ему, как старая Эвриклея,но не узнала шрама и поспешила дальше – журчать по склону,вниз, как свойственно всякой воде, стекая.
Жертвенник
Горелые стволы, окал камней и пламятем, кто прошли проклятыми полями.
Кто скажет: «Цикламен»?Я вызываю «Цикламен»!Я повторяю: «“Медь” в квадрат двенадцать!»
Немного – пять… ну, три минуты «меди»в квадрат двенадцать… по дороге к «Габриэле»!…туда, где догорает «Габриэла».
Кто ляжет и заснет в дороге к «Габриэле»?Кто будет двигаться по гребню силуэтом?Неуязвимый, словно ангел,как ангел, продолжающий подъем, и толькопросящий «золота» – прикрытья до вершины.
Еще немного и вдали отсюдазарыдают.
Скверный правитель
Мы лицезрели тебя,стоящего во весь рост в боевой колеснице.Тогда стоял ты(как ты хотел и как ты просил),стоял ты против народа Арама.Ты оставался с нами радиподнятия боевого духа в сражениипри высотах Гилада.Устали мы сильно тогда, но верили:ты продолжаешь быть с нами,ты – наш предводитель.Издали ты был как живой.Допустим, великим праведником ты не были сделал много «неугодного пред очами Господа», но,в общем, ты был не из худших царей.Прискорбно, что не сам ты, а те, кто достойней тебя,о тебе оставили запись.А это – свято. И это уже навсегда. Пропащее дело —никаких апелляций.И как ни «трудно быть мэром Иерусалима»,несравненно труднеебыть государем Шомрона.Особенно в те времена, когда делятся всена праведников и злодеев.А когда ты взял из Сидона(по политическим, ясное дело, соображениям)дочь Этбаала, красивую и жестокую стерву,то окончательно спутал дела в Шомроне,поскольку с приданым твоей дражайшей супругив ход пошли привозные(в придачу к местным, которых и так хватало),в ход пошли привозные баалы, иноземные, совсем ужмерзкие боги.Понятно, тебе это было поставлено в счет…
Но твои покаяния обошлись нам дороже твоихпрегрешений:ночь за ночьюты слонялся один. И в ответ на твои вздохи раскаянья —молчание.И оно, молчание, нам слышалось вздохом.В конце безмолвия – вздох.Опять же – пророк Илия. Тебе с ним не повезло —он был твоей неотступною тенью.