стремились спасти от безвестности жизни выдающихся женщин, которые игнорировались в
истории или чьи достижения были сведены к минимуму в традиционных андроцентристских
исследованиях. Они занимались также изучением повседневной жизни женщин в прошлом,
например, историей прачек, заводских работниц, первых жен шин-поселен дев или просто
жен, стремившихся придать своей жизни зна:зние и достоинство вмире, контролируемом
мужчинами. Ш^али речь ожизни выдающейся или обыкновенной женщины, феминистские
исследования доказали центральность тендера в ее жизни.
Но когда мы размышляем о гендере, какой гендер приходит нам на ум? Нам уже привычно
видеть ь аудитории на курсах тендерной истории, тендерной психологии или тендерной
социологии практически одних женщин. Будто только у женщин есть гендер, и поэтому у них
такой интерес к его изучению. Иногда приходит и одинокий смельчак — юноша, запи-
савшийся на курс по женским исследованиям. Обычно его можно видеть забившимся в угол в
ожидании обвинений за все грехи тысячелетий патриархального угнетения.
17
В этой книге я намереваюсь использовать феминистский подход и сделать также видимой
мужественность. Думаю, что нам требуется интегрировать исследования по мужчинам в про-
граммы обучения. Потому что именно мужчины — или, скорее, мужественность — вот что
остается невидимым.
«Что? — слышу я ваш вопрос — Вы утверждаете необходимость интеграции курсов о
мужчинах в программы обучения? Мужчины невидимы? О чем он говорит? Мужчины НЕ
невидимы. Они повсюду».
И это, конечно, верно. Мужчины вездесущи и в университетах, и в профессиональном
образовании, и в общественной сфере. Верно и то, что в любой учебной программе колледжа
любой курс, в названии которого нет слова «женщина», — это курс о мужчинах. Каждый
курс, не включенный в программу «женские исследования», является de facto курсом по
«мужским исследованиям». Правда, обычно мы называем его историей, политической наукой,
литературой, химией.
Но когда мы изучаем мужчин, то речь идет о политических лидерах, героях войны, ученых,
писателях, художниках. Сами же мужчины невидимы именно как мужчины. Очень редко (а
скорее, даже почти никогда) мы можем встретить курс о жизни мужчин именно как мужчин.
Каково воздействие тендера на жизнь знаменитых мужчин? Какую роль играет мужествен-
ность в жизни великих художников, писателей, президентов и так далее? Как мужественность
проявляется в жизни «обыкновенных» мужчин — на заводах и на фермах, в профсоюзах и в
больших корпорациях? Именно в этом месте традиционная программа обучения вдруг
обнаруживает огромные пустоты. Повсюду существуют курсы о мужчинах, но практически
нет никакой информации по мужественности.
Несколько лет тому назад эта зияющая пустота вдохновила меня на исследование культурной
истории идеи мужественности в Америке. Мне хотелось проследить развитие и изменения в
нашем понимании того, что же означает быть мужчиной по мере развития американской
истории4. Оказывается, наши мужчины всегда давали очень четкое описание того, что означа-
ет быть мужчиной и какие действия им необходимы в качестве доказательства своей
маскулинности (manhood). Но мы никогда не знали прежде, как их слушать.
Интеграция тендера в наши программы обучения является выполнением обещания, которое
нам дали женские исследования, а именно интеграцией понимания мужчины как ген-дерно
сформированного индивида. Например, в университете,
18
где я работаю, курс по британской литературе XIX в. включает внимательное «гендерное»
чтение творчества сестер Брон-те, и обсуждается их отношение к женственности, замужеству
и отношениям между полами. Но ни слова не говорится о мужественности применительно к
Диккенсу, особенно о его взглядах на отцовство и семью. Диккенса воспринимают как
романиста «социальных проблем» и классовых отношений, несмотря на тот факт, что уж
очень многие из его наиболее знаменитых персонажей — это юноши, мальчики, выросшие без
отца, в поисках своей настоящей семьи. Ни слова об амбивалентных идеях Томаса Гарди о
мужественности и браке, выраженных, например, в «Джуде Незаметном». Увлечение Томаса
Гарди домодерн истеки ми концепциями апатичной вселенной — вот что мы обсуждаем. Моя
жена рассказывала мне, что, когда она изучала в Принстоне американскую литературу XIX в.,
в курсе о творчестве Эдит Уортон тендер был основной темой обсуждения, но ни слова не