Исповедь перед смертью
В 1976 году Виктор Николаевич Ильин принял решение уйти на пенсию. Об этом событии есть весьма любопытная запись в дневнике писателя Анатолия Медникова: «…И вот памятный мне оргпленум 1976 года. Первым вопросом шло выдвижение Михаила Луконина на должность Первого секретаря правления. С этим предложением выступил Михалков. Он сказал о Луконине: “Большой русский поэт, видный общественный деятель, воин, лауреат Государственной премии, секретарь СП СССР”. Потом взял слово Наровчатов и прочитал свое стихотворение о том, как он и Луконин уезжали на фронт в октябре сорок первого года с Киевского вокзала. Затем сказал, что Михаил Луконин “интернационалист”, храбрый, но осмотрительный, ибо можно быть храбрым безрассудно.
После голосования – “тронная речь” Михаила Луконина. Она была краткой. Между прочим, он сказал:
– Не такая уж она трудная, Московская организация. Она по своей духовной сути – здоровая. Линия, которую вели Наровчатов и Смирнов, правильная, и я буду ее продолжать… Никто не собирается руководить в том смысле, чтобы водить пером писателя. Мы создаем спокойную творческую обстановку, – заметил Луконин.
Но для спокойной творческой обстановки не подходил Ильин. Я не знаю, был ли у него с Лукониным предварительный разговор, прямое объяснение. Когда, в какую из бессонных ночей Ильин принял решение уходить. Сначала на партгруппе, а затем и на пленуме для всех неожиданно прозвучало его заявление об уходе на пенсию. Сидевший в президиуме секретарь горкома Макеев сказал о Викторе Николаевиче самые добрые слова: заслуженный, уважаемый, но поступило такое заявление. Мнение горкома партии – уважить.
Начались выступления писателей. Хорошо говорили об Ильине поэт Сергей Смирнов, прозаики Григорий Бакланов, Сергей Болдырев, Петр Сажин, Виктор Полторацкий – все люди пожилые, в той или иной степени пользовавшиеся вниманием и благорасположением Виктора Николаевича. Сам уход Ильина на пенсию никто не оспаривал, поскольку было его заявление. Однако становилось неясным: почему организация должна лишиться такого отличного работника?
И, может быть, поэтому в президиуме возникла какая-то нервозность. Тогда, чтобы успокоить людей, слово взял сам Ильин. Он сказал: “Дорогие товарищи! За двадцать лет работы много пришлось потрудиться. Я износил нервную систему. Инстинкт самосохранения продиктовал мне это решение”. На это тут же откликнулся Макеев: “Ну, что ж! Кто за то, чтобы уважить этот инстинкт?”» Проголосовали единогласно…
…Ну а Виктор Николаевич Ильин еще многие годы изредка появлялся в клубе на партийных собраниях, подчеркнуто уважительно здоровался со всеми знакомыми, но в зале сидел тихо и больше уже никогда не выступал в доме писателей. Умер не от болезней, а попав под машину неподалеку от дома, где долго жил в одном подъезде с Сергеем Сергеевичем Наровчатовым.
Всю жизнь Ильин не только не скрывал своей принадлежности к Комитету государственной безопасности, но и не раз упоминал, что он лично знал многих руководителей ОГПУ-НКВД, с иными из них начинал вместе служебную карьеру в пору своей комсомольской молодости, в двадцатые-тридцатые годы…
Он много знал тайного и страшного, этот бывший генерал Ильин, и многое унес с собою в могилу. Был ли он тогда, в начале девяностых годов, так уж стар, что мог считаться в равной мере и бесполезным, и безопасным? Он-то сам, по-моему, так не думал. Ведь не случайно же по слухам, просочившимся в печать, последние слова его, лежащего на асфальте под колесами машины, были: «Кто меня сбил?…»
Потрет Ильина, дополняет и такой случай, подчеркивающий особенный, чекистский юмор: Сын Л. Кузнецовой провожал дочь Виктора Николаевича с затянувшейся вечеринки. «Уже за полночь подошли к номеру, который занимали Ильины. Виктор Николаевич дремал на диване в прихожей, видимо, поджидал дочь. Услышав скрип двери, приоткрыл один глаз и внятно сказал сыну: “Еще раз так поздно приведешь мою дочь – дам ход доносам на твоего отца”».
И еще один маленький штрих. Б. Сарнов вспоминает, как его двоюродный брат попросил оформить его дочку его литературным секретарем. Она не смогла поступить на дневное отделение Института иностранных языков, поступила на вечернее. «А там нужна была справка (хотя бы и липовая), подтверждающая, что она где-то работает. Дело это было простое. Я должен был написать заявление, мне выдавали соответствующую бумагу, с которой я должен был пойти в какую-ту контору (профсоюзную, что ли), где оформляли (договором) домашних работниц, секретарей и прочих служащих у частных лиц по вольному найму. Препятствием тут могло служить только одно: слишком маленький доход нанимателя. Поэтому в заявлении я свой доход несколько преувеличил.