Именно в этот момент в дверь кабинета штабс-ротмистра, где он предавался негодованию, аккуратно постучали. Канареев зло скрипнул зубами: «Ну вот, кого-то нелегкая принесла! Скорее всего Петеньку фон Готтена. Небось на мою кислую физиономию полюбоваться пришел. У-у-у, немецкая морда! Точно уже слухи о моей выволочке по отделению разошлись. Да и то, шеф-то орал так, что явно в коридоре слышно было… Однако почему это он не заходит? Похоже, не фон Готтен, тот бы уже ввалился…» И штабс-ротмистр, кашлянув, громко произнес:
— Да, прошу!
Дверь отворилась, на пороге кабинета возник молодой человек в форме флотского лейтенанта. Штабс-ротмистр озадаченно воззрился на него. Что же такого неслыханного могло произойти, чтобы флотский офицер, белая, так сказать, кость и голубая кровь, оказался здесь, в здании Санкт-Петербургского охранного отделения? Эти же снобы не то что руки таким, как штабс-ротмистр, никогда не подадут — они и заметить не всегда соизволят. Противно, так сказать, их незамутненной дворянской чести.
— Разрешите?
Ого, этот морячок еще и разрешение спрашивает. Интересно…
— Да, прошу вас. — Штабс-ротмистр искривил губы в максимально близком подобии любезной улыбки, то есть сделал все, на что был способен в нынешнем расположении духа.
Моряк вошел и, повинуясь указующему жесту хозяина, опустил свою худую задницу на скрипучий венский стул, стоявший перед столом штабс-ротмистра.
— Итак, чем обязан, милостивый государь?
Моряк глубоко вдохнул, а затем с возникшим в глазах отчаянным выражением произнес:
— Я имею честь пригласить вас для приватной беседы к его императорскому высочеству великому князю Алексею Александровичу.
Штабс-ротмистр ответил не сразу. Пару минут он настойчиво сверлил взглядом молодое и слегка зарумянившееся лицо сидящего перед ним морского офицера. После чего, по-видимому не найдя на лице лейтенанта признаков, указывающих на то, что это дурацкий розыгрыш, неторопливо и этак с демонстративной ленцой спросил:
— И зачем я ему понадобился?
Лицо лейтенанта озарилось улыбкой, сразу же сделавшей его похожим на мальчишку, а не на солидного морского офицера, каковым он все это время пытался выглядеть. Похоже, этот крайне невежливый (особенно учитывая особу, от которой исходила просьба) вопрос ему очень понравился.
— Этого я не знаю, — голос лейтенанта также был пропитан нотками удовлетворения, — но смею надеяться, что его императорское высочество сам вам все объяснит.
— Вот как? — Штабс-ротмистр удивленно и даже несколько картинно вскинул брови. — И откуда же его императорское высочество обо мне узнал?
— А он о вас еще и не знает, — с простодушной улыбкой сообщил ему лейтенант.
— Как это?
— Его императорское высочество поставил мне задачу найти жандармского офицера. И я подошел к ней с инженерной точки зрения, то есть попытался сформулировать некие требования к тому, каким должен быть этот офицер… ну, какими качествами обладать, каким складом характера, навыками, умениями… и так далее.
— Хм… — Штабс-ротмистр окинул моряка заинтересованным взглядом. — И как же вам удалось это сделать?
Лейтенант смутился:
— Ну… я это… подумал. Потом порасспрашивал других… и его высочество тоже.
— Постойте, — прервал его Канареев, — каких других?
— Так его высочество не только мне такую задачу ставил, а еще и другим слушателям моего курса Морской академии.
— И что?
Лейтенант пожал плечами:
— Ничего. Те, кого привели они, его высочеству не подошли.
— А если не секрет, можете назвать фамилии этих господ?
— Лейтенант Ганушкин, мичман Разумовский…
— Нет, я имел в виду моих коллег из жандармского корпуса, которые уже имели честь предстать перед очами его императорского высочества.
— А… нет, тех я не знаю. Хотя… по-моему, фамилия одного звучала — что-то вроде Штерн…
— Вот как? — Штабс-ротмистр задумался. Штерна он знал. Тот был известным лизоблюдом и очень ловким карьеристом, но в уме и хватке ему было не отказать. Так что шансом приблизиться, а то и войти в ближний круг члена императорской фамилии он должен был воспользоваться на все сто. Просто в лепешку разбиться должен был. Интересно, почему Штерн не подошел? — А вы не скажете, почему его отвергли?
— Не знаю, — пожал плечами лейтенант. — Возможно, он не продемонстрировал тех черт характера, которые его высочество искал.
— Да? И каких же это?
Лейтенант улыбнулся:
— Например, въедливости.
Штабс-ротмистр снова вскинул брови и расхохотался:
— Да, пожалуй, за въедливостью — это именно ко мне. Тут вы правы. Но что же еще?
— Самостоятельность. Нацеленность на реальный, а не на формальный результат. Привычка доводить дело до конца, невзирая ни на препятствия, ни на мнение начальства.
Штабс-ротмистр резко посерьезнел.
— Вот как… — задумчиво произнес он и надолго замолчал.
Лейтенант же спокойно ждал, глядя на задумавшегося жандарма.
— Значит, его императорское высочество ищет непослушного подчиненного, — произнес Канареев спустя некоторое время.
— Насколько я мог заметить, — отозвался лейтенант, — его императорское высочество любит использовать слово «эффективный».
Штабс-ротмистр бросил на собеседника острый взгляд, но ничего не сказал и снова задумался. Нет, особого интереса в том, чтобы оказаться в ближнем круге великого князя, у Канареева не было. Он пришел в жандармский корпус с определенной целью и все прошедшие четыре года неуклонно продвигался в ее достижении. А попадание в орбиту столь высокопоставленного лица скорее не приближало, а удаляло его от этой цели. Но рассказ моряка его заинтересовал. Действия великого князя выглядели, мягко говоря, странно. Но в этой странности просматривалось некое второе дно. Какое, штабс-ротмистр пока определить затруднялся, но за то, что оно было, мог бы дать руку на отсечение. И это его сильно заинтересовало, поскольку за четыре года своего продвижения к цели Канареев начал испытывать непреодолимое отвращение к стандартным процедурам. По всему выходило, что приглашение надобно принять… тем более что у него и так не было шансов от него отказаться.
— И как скоро меня ждет его императорское высочество?
— Ну, точных сроков исполнения своего распоряжения он нам не поставил, — отозвался лейтенант, — но думаю, чем раньше вы его посетите, тем будет лучше. И для вас тоже, — усмехнулся он, явно намекая на зажегшийся в глазах штабс-ротмистра интерес.
Канареев несколько мгновений буравил молодого человека напряженным взглядом, а затем снова рассмеялся:
— Да уж, вы правы. Если я явлюсь завтра с утра, это будет удобно?
— Да, только приходите не ранее десяти. Завтра до десяти у его императорского высочества еженедельный врачебный осмотр. — Лейтенант поднялся. — По прибытии попросите вызвать лейтенанта Нессельроде, и я вас провожу к его высочеству.
Оставшееся время до вечера и почти половину ночи Канареев потратил на то, чтобы собрать сведения о великом князе. Узнал он не слишком много — уж больно фигура была высокопоставленная, и пристальное внимание к ней могло выйти боком. В дела подобных господ нос совать чревато. Но кое-что выяснить удалось. Однако ничего из того, что штабс-ротмистр сумел разнюхать, так и не дало ответа на вопрос, за каким чертом его императорскому высочеству понадобился жандармский офицер. Великий князь был типичным представителем царствующего семейства. Достаточно молодой человек с приличным образованием, боевой офицер, как, впрочем, и все Романовы, понюхал и пороху во время русско-турецкой войны, и соленых брызг в дальних океанских походах, бывал и в Америке, и в Китае. Светский лев… ну да еще бы, с таким-то происхождением! Транжира… опять же вполне объяснимо! Известный дамский угодник… ну а как иначе-то? Все ж таки родной брат государя — да такому дамы сами на шею вешаются. Но не пропащий, не картежник… На кой черт ему строптивый жандарм?
Так что следующим утром штабс-ротмистр Канареев в отутюженном мундире спрыгнул с пролетки около особняка, занимаемого великим князем и генерал-адмиралом Российского флота, по-прежнему теряясь в догадках относительно того, зачем он нужен столь высокопоставленной особе.
Лейтенант Нессельроде уже его ждал.