Таким образом, Обручев не оставлял своего поста, а был переведен Милютиным в комиссию, работавшую под его общим руководством над вопросом, который Военный министр считал важнейшим. Работой Гейдена, Обручева, Якимовича в первой комиссии Д. А. Милютин был удовлетворен в высшей степени356. Мне представляется, что такой строгий ко всякому проявлению пропольских симпатий человек, как Милютин, не мог мириться с присутствием в своем окружении офицера, позволившего себе поступок, описанный 15 годами позже Николаем Николаевичем (старшим).
25 декабря 1877 года великий князь повторил свои обвинения Обручева в телеграмме на имя Александра П, правда, в несколько измененной форме: «будучи начальником штаба 2-й гвардейской дивизии, демонстративно отчислился от должности, не желая идти на „братоубийственную войну“ русских с поляками»357. Между тем Обручев не находился вне службы с 1862-го по 1866 год ни дня358, и в его послужном списке подтверждается, что 6 февраля 1863 года «по воле начальства переведен в Генеральный штаб, с оставлением профессором Николаевской академии Генерального штаба»359. Кроме того, в 1863 году Обручев действительно стал членом Совещательного комитета ГУГШ и его делопроизводителем 1 декабря 1863 года360, а само Главное управление Генерального штаба было основано приказом № 349 Военного министра от 16 октября 1863 года, когда 2-я гвардейская пехотная дивизия уже возвращалась в Петербург, а работа в комиссии гр. фон Гейдена была закончена.
Очевидно, Милютин обратил внимание на Н. Н. Обручева, чем и объясняется декабрьское назначение последнего. В деле о переводе Обручева в Генеральный штаб нет никаких ссылок на «демонстративное отчисление от должности» – Обручев был проведен высочайшим приказом от 6 февраля 1863 года361, что вызвало некоторую задержку в пересылке документов – в Департамент генерального штаба они пришли уже из Вильно, 25 февраля 1863 года362.
Таким образом, версия поведения Обручева во время Польского восстания, данная Газенкампфом или Николаем Николаевичем (старшим), не подтверждается – в 1863 году он не совершал поступков, граничащих с дезертирством и нарушением присяги. Уже в 1864 году Обручев предупреждал о необходимости впредь быть лучше готовым к отражению в Польше и прилегающих к ней районах юго-восточной Европы враждебных России настроений363. Период увлечения либеральными настроениями, условным началом которого для Обручева был радостный тост в день смерти Николая I, завершился во время польского восстания 1863 году.
Этим и объясняется относительно нормальное продолжение карьеры Обручева. К 1865 году средний возраст полковника русской армии составил 43,87 года, в гвардейской пехоте – 36,2 года364. Полковник с 1859 года, Обручев не мог пожаловаться на несправедливость командования к себе. В 1864 году он испросил отпуск за границу на летнее каникулярное время – врачи рекомендовали ему Киссингенские минеральные воды и морское купание для поправления здоровья365. Начальник академии ген.-л. А. Н. Леонтьев поддержал просьбу Обручева, но предложил объединить этот отпуск с командировкой и поручить Николаю Николаевичу собрать сведения: 1) об аппликационной школе французского генерального штаба; 2) об устройстве геодезических работ во Франции и вообще полезные для военной статистики данные; 3) встретиться с бароном Жомини и поговорить с ним о проекте нового устава Академии, ознакомить его с проектом нового Устава Академии, ознакомить с последними изменениями в ней, с отчетом Конференции; 4) собрать для библиотеки Академии некоторые новые книги366.
Предложение Леонтьева было принято и Обручевым, и штабом Военно-учебных заведений. В июне – октябре 1864 года Обручев находился за границей, а по возвращении им был представлен рапорт-отчет на имя Леонтьева. Безусловно, наиболее интересным для Обручева была работа в аппликационной школе и встреча с основателем службы Генерального штаба и академии ГШ в России – генералом от инфантерии бароном Генрихом Жомини.
86-летний генерал-адъютант живо интересовался судьбой своего детища, встретив молодого полковника вопросом: «Наша Академия действительно ли академия, а не простая школа?»367. Он подтвердил свое всегдашнее мнение, что Николаевская академия должна существовать как военный университет, как центр военной науки и распространения военного образования на всю армию, – мнение, которого постоянно придерживался и Обручев. Что же касается аппликационной шкалы, то выводы Николая Николаевича были полностью повторены в отчете Конференции Академии за 1864 года: «…желая придать занятиям офицеров более практическое направление, Конференция признала полезным иметь в виду самые подробные и обстоятельные сведения о французской Аппликационной школе, которая отличается утилитарным направлением. С этой целью, воспользовавшись поездкою полковника Обручева за границу, Конференция поручила ему возможно ближе ознакомиться с существующими положениями для аппликационной школы, с ее курсами и программами»368.