Собравшиеся на левом берегу танкисты с тревогой наблюдали за происходящим: выстоит ли мост, когда пойдет колонна танков? Удастся ли всем переправиться по нему?
Кирсанов, оторвав бинокль от глаз, доложил генералу Епишеву:
— Стык между мостом и понтоном испытание выдержал!
Взоры заждавшихся у въезда на мост командиров танковых частей и соединений были обращены к члену Военного совета армии: что ответит он начинжу?
«Испытательный» танк тем временем, покачиваясь на понтонах, снова выполз на деревянный настил моста и вскоре выскочил на правый берег.
— Николай Васильевич, чего мы ждем? — спросил генерал Епишев.
— Ваших распоряжений, товарищ член Военного совета. Вы здесь главный.
— А вы как считаете, можно начать переправу?
— Можно, мост выдержал проверку!
— Тогда благословляю вас, начинайте!
Офицеры и генералы оживились. Напряжение, накопившееся за время испытания моста, мигом спало, все вздохнули с облегчением.
Перед отъездом член Военного совета сказал, чтобы всех отличившихся на строительстве моста представить к правительственным наградам. В наградном листе на генерал-майора Кирсанова, подписанном командармом и членом Военного совета, говорилось: «Под систематическим артиллерийским огнем и бомбежкой противника Кирсанов лично руководил постройкой тридцатитонного моста через Днепр... Будучи контужен, не оставил руководство строительством моста до полного окончания работы. Достоин присвоения звания Героя Советского Союза»[69].
Гитлеровские генералы позднее признали, что советские саперы проявили большое искусство в наведении переправ через Днепр. Что касается моста с лютежского плацдарма, о котором шла речь, то он значился на захваченных у гитлеровцев картах незаконченным даже после того, когда по нему прошла техника.
Началась перегруппировка войск. В ускоренном темпе через реку пошли танки, артиллерия. Ночью, под проливным дождем снимались со своих позиций на букринском плацдарме корпуса, дивизии, полки. По мосту они переправлялись на левый берег Днепра, совершали марш, порой до 200 километров, чтобы в следующую ночь оказаться на лютежском плацдарме. На старом месте оставались макеты танков, орудий, оборудовались ложные позиции. Противнику так и не удалось вовремя разгадать замысел маневра крупными силами, который осуществило советское командование.
А в штабе армии завершалась разработка плана операции. Командующий вместе с членами Военного совета, заместителями настойчиво искал оптимальные пути выполнения сложной боевой задачи. Остановились на предложении: осуществить прорыв фашистской обороны на 6-километровом участке. Это было «не по правилам», ибо такая ширина прорыва считалась узкой для армии: противник мог насквозь простреливать 6-километровый коридор. Но генерал К. С. Москаленко счел риск оправданным. Сужение участка прорыва позволяло создать исключительно высокую плотность артиллерийского огня, обеспечить максимально возможное массирование артиллерии (в среднем 380 стволов на 1 километр вместо 185 при их равномерном распределении по фронту армии). Такой концентрации артиллерии при прорыве вражеской бороны еще не было в годы войны[70].
К сражению за Киев готовились в штабах, в полках, ротах. Проверялось оружие. Усиленно велась воздушная разведка, всесторонне изучалась вражеская оборона, накапливались боеприпасы, горючее, продовольствие.
Высокий уровень боевого и материально-технического обеспечения операции сочетался с целеустремленной партийно-политической работой. Она велась под лозунгом «Освободим Киев к 26-й годовщине Великого Октября!». Вся работа сосредоточивалась на воспитании у воинов высокого наступательного порыва, стремления захватить важные рубежи, инициативы, смелости, находчивости в схватках с противником. Пример во всем показывали коммунисты. В октябре 1943 г. в 38-й армии насчитывалось 9252 члена ВКП(б), 8380 кандидатов в члены ВКП(б), 581 первичная партийная организация, 808 ротных и им равных парторганизаций, 189 партгрупп в ротах[71].
В партийных и комсомольских организациях шли собрания, посвященные предстоящим боям. Многие солдаты, сержанты, офицеры хотели идти в бой коммунистами. Только в октябре в члены партии и кандидаты в члены партии в 38-й армии было принято более двух тысяч человек, в комсомол — более полутора тысяч. Мысли и чувства их хорошо выразил командир батареи лейтенант Д. Г. Прокудин. «Прошу принять меня, — писал он, — кандидатом в члены ВКП(б). Желаю идти коммунистом в решающую схватку с врагом и драться за свою Родину, не щадя ни крови, ни самой жизни. Если придется отдать жизнь за дорогую Отчизну, хочу умереть коммунистом»[72].
70
См.: Епишев А. А. Сражающаяся партия//Война. Народ. Победа: Статьи, очерки, воспоминания. М., 1980. Кн. 3. С. 11 — 12.