— И болельщикам вряд ли приятно смотреть на разрытые могилы, — сказал генерал.
— Как раз наоборот, — сказал штатский. — Они получили бы от этого большое удовольствие.
— Может, и получили бы, — сказал генерал-лейтенант. — И все же я не дал бы руку на отсечение, что это именно так.
Генерал посмотрел на его единственную руку, в которой он держал трубку, и на пустой рукав кителя, засунутый в левый карман.
Наверняка отнята выше локтя, подумал он.
— Я не понимаю, как это можно было строить стадион на могилах! — сказал священник. — Это запрещено международным правом. Вы должны были протестовать.
— Мы протестовали, — сказал генерал-лейтенант, — но оказалось, что наших солдат хоронили не они, а наши собственные войска и к тому же хоронили ночью; никто об этом не знал.
— Я не верю, что такое возможно, — сказал штатский.
— Я тоже сначала не верил, но не могу дать руку на отсечение, что это ложь, — сказал генерал-лейтенант.
Взгляд генерала снова упал на его пустой рукав.
— С нами ничего подобного не случалось, — сказал он.
— Где вы сейчас ищете? — спросил штатский.
Генерал назвал место.
— Нам придется там пробыть несколько дней, — сказал священник. — Там два кладбища — одно большое, другое поменьше.
— У вас есть точные данные?
— Да.
— А у нас списки составлены на основании устных показаний.
— Можно сказать, ищем в тумане, — добавил штатский.
— Вам, должно быть, трудно.
— Чрезвычайно, — сказал генерал-лейтенант. — Наверняка мы найдем всего несколько сот солдат, да и то личность большинства из них установить не сможем.
— Да, это очень трудно установить личность, когда нет точных данных.
— Вам, конечно, известен рост каждого солдата, и есть данные о зубах?
— Да, — сказал священник.
— Кроме того, у всех ваших солдат был, насколько мне известно, специальный медальон.
— Верно. Это сильно облегчает нам работу, ведь с медальоном ничего не может случиться.
— А в наших списках не у всех отмечен рост, это очень мешает.
— Зато нам часто помогает пряжка от ремня, — сказал штатский.
В холл вошли два молодых человека и опустились в кресла возле больших стеклянных дверей, ведущих в сад, за которым виднелась река.
— Какой дезинфектант вы используете? — спросил штатский.
— «Универсальный-62».
— Хороший дезинфектант.
— Самый лучший — это земля.
— Верно, хотя бывают случаи, когда и земля подводит.
— Вам случалось находить неразложившиеся трупы?
— Конечно.
— И нам тоже.
— Они представляют большую опасность.
— Опасность заражения всегда есть. Иногда микробы много лет сохраняют жизнеспособность и под воздействием воздуха неожиданно активизируются.
— У вас не было несчастных случаев?
— Пока нет.
— У нас тоже.
— Тем не менее нужно быть осторожными.
— Насколько я заметил, рабочие у нас опытные.
— У нас тоже.
— Не хотите выпить кофе? — предложил генерал-лейтенант.
— Я — нет, благодарю вас, — сказал священник. — Я пойду спать.
— И я пойду наверх, — сказал мэр. — Мне еще нужно написать письмо.
Священник и мэр пожелали спокойной ночи генералам и поднялись по застеленной красным ковром лестнице. В холле было тихо.
Генерал смотрел на большие стеклянные двери, за которыми теперь простирался мрак.
— Мы устали, — сказал он.
— Скверная местность.
— Очень скверная местность. Раз уж я оказался здесь, то решил попутно изучить вопросы тактики ведения боя в горных районах. Однако пока не очень продвигается. Такая уж местность.
Его собеседник не проявил к этой теме ни малейшего интереса, и генерала это удивило.
— Вот что занятно, — сказал генерал-лейтенант, — на стадион, где мы сейчас копаем, каждый день приходит красивая девушка и ждет, пока у ее жениха закончится тренировка, в дождь она надевает голубой плащ и сидит в уголке под опорами трибуны, молча наблюдая за игроками. Пустой стадион кажется угрюмым и мрачным, бетонные трибуны блестят под дождем, а края футбольного поля совершенно изуродованы зияющими ямами. И только она прекрасна — в своем голубом плаще. Рабочие все копают, а я стою и смотрю на нее. Для меня здесь, в городе, это единственное развлечение.
— Она не испугалась, когда извлекали останки солдат? — спросил генерал.
— Ничуть, — ответил тот. — Она смотрела в другую сторону, туда, где ее жених гонял по полю мяч.
— Странно!
Они довольно долго молчали; курили, развалившись в тяжелых креслах.
— Мы самые лучшие в мире могилокопатели, — сказал, усмехнувшись, генерал. — Где бы ни были спрятаны наши мертвые солдаты, мы их найдем. Они от нас не скроются.
Генерал-лейтенант пристально посмотрел ему в глаза.
— Вы знаете, — сказал он. — Уже много ночей мне снится один и тот же сон.
— Мне тоже снятся кошмары.
— Будто я снова на стадионе, где мы сейчас копаем, — продолжал генерал-лейтенант. — Только он намного больше, а трибуны битком набиты людьми. Среди них и девушка в голубом плаще. И когда мы вскрываем очередную могилу, толпа взрывается бурными овациями, весь стадион встает и они выкрикивают имя убитого. Но я не могу его расслышать, рев толпы похож на раскаты грома, я ничего не могу разобрать; представьте только — мне это снится почти каждую ночь.
— Это все оттого, что вас слишком беспокоит проблема идентификации останков, — сказал генерал.
— Да, да, верно. Это для меня главное.
Генералу вспомнился его собственный сон, чем-то даже похожий. Будто бы он состарился и его назначили сторожем на кладбище, и именно туда, где были братские могилы привезенных им из Албании погибших. Кладбище огромное, просто бескрайнее, и между могилами бродят тысячи людей с телеграммами в руках. Они ищут своих близких, но, похоже, не могут найти их могил. Тогда они начинают угрожать ему — тысячи, много тысяч людей, — его охватывает ужас, и в этот момент священник бьет в колокол, и все они исчезают.
Генерал хотел было рассказать про свой сон, но передумал.
— Впереди у нас тяжелая работа, — сказал он.
— Да, — ответил ему генерал-лейтенант. — У меня такое чувство, что война для нас продолжается.
Они помолчали.
— Вы сталкивались с провокациями? — спросил генерал.
— Нет, не доводилось, за исключением одного случая.
— А что произошло?
— Мальчишки забросали нас камнями.
— Камнями?!
— Да.
— И вы стерпели такое оскорбление?
— Почему вы решили, что мы стерпели?
— Я просто возмущен, — воскликнул генерал. — Это же варварство!
— Все не так просто, — сказал генерал-лейтенант. — Мы вскрыли по ошибке несколько могил албанцев, которые приняли за свои.
— Как же это получилось?
— Идиотский случай. Даже вспоминать не хочется. Выпьем еще кофе.
— Мы до утра не сможем заснуть.
— Велика беда — не будут сниться кошмары.
Генерал кивнул.
— Это верно.
Они заказали кофе.
Глава седьмая
— Это случилось в начале войны, — начал на ломаном английском кафеджи.[5] Он несколько лет работал официантом в Нью-Йорке и говорил с сильным американским акцентом. Генерал попросил, чтобы историю проститутки ему рассказал кто-нибудь из жителей этого затерянного в горах, древнего каменного города. Все сошлись во мнении, что лучше всех об этом может рассказать кафеджи, хотя он и заикается, и по-английски говорит не очень хорошо.
На имя проститутки они наткнулись утром на военном кладбище, на городской окраине. Она была единственной женщиной среди найденных до сих пор погибших, и генерал захотел услышать ее историю. Может быть, он прошел бы равнодушно мимо ее могилы, если бы ему не бросилась в глаза мраморная плита с обычной надписью: «Пала за Родину».