Приближалась полночь, свадьба была в разгаре, и все, вероятно, успели забыть о старой Нице, но она вернулась. Она появилась в тот самый момент, когда генерал и священник решили подняться. Генерал раньше всех заметил ее. Он почувствовал ее, как старый охотник чувствует присутствие тигра в джунглях. У входа засуетились и стали шептаться. Играла музыка, но никто не слушал ее. Все столпились у двери. Старая Ница вошла внутрь, и многие невольно вскрикнули.
Она была вся мокрая, вымазанная грязью, лицо ее было белым, как у покойника, в руке она держала мешок.
Генерал невольно поднялся и пошел к ней, словно зверь, который, заслышав издали рев своего врага, загипнотизированный им, не убегает, а бежит ему навстречу.
Люди растерянно столпились вокруг, не зная, что делать. Старая Ница стояла, глядя на генерала блуждающим взглядом, будто смотрела не на него, а на его тень, и проговорила что-то, захлебнувшись в кашле.
— Переведите мне! — закричал генерал, и в его голосе был крик о помощи. Но никто не перевел. Он оглянулся и увидел священника. Тот подошел к нему.
— Она говорит, что когда-то убила офицера из наших, и спрашивает, не вы ли тот генерал, что ищет останки военных, — сказал священник.
— Да, госпожа, — глухо ответил генерал. Он собрал все свои силы, чтобы выдержать взгляд этой наводившей на него ужас старухи.
Старая Ница сказала еще что-то, но священник не успел перевести ее последние слова, потому что они утонули в дружном возгласе окружающих, когда она бросила на пол, прямо под ноги генералу, мешок, который принесла с собой. Женщины заголосили. Священнику уже не нужно было ничего переводить, все и так было ясно. Генерал уставился на мешок, не могло быть для него ничего страшнее этого мешка, упавшего с глухим стуком на пол, мешка, облепленного комьями черной мокрой земли. Перепуганные женщины отскочили, закрыв лица руками, а сидевшие в стороне старухи крестились и потрясенно шептали:
— Она похоронила его у собственного порога.
— Эх, Ница, горемыка ты наша! — выкрикнул кто-то.
Старая Ница повернулась и вышла. Никто и не подумал ее остановить, то, что она должна была сделать, она сделала.
Генерал не мог отвести взгляд от мешка, в ушах у него звенело от шума, выкриков и охватившего его ужаса. Он даже не задумался, почему вдруг наступила полная тишина, или, может, он просто оглох. Перед его ногами зловеще чернел старый мешок, и странно — он даже заметил на нем заплатки. Кому-то нужно его взять, подумал он в оцепенении. И тогда, в гнетущей тишине, он медленно нагнулся и дрожащими руками поднял грязный мешок. Затем надел шинель, медленно закинул мешок на плечо и вышел под дождь, пригнувшись, словно на спину его легла тяжесть стыда всего человечества. Священник вышел за ним.
У них за спиной кто-то зарыдал в голос.
Глава двадцать первая
Генерал шагал впереди, прямо по лужам, священник следовал за ним. По узкому переулку они вышли на площадь посреди села, миновали старую церковь и вдруг поняли, что заблудились. Они молча повернули обратно — впереди генерал и следом священник, снова прошли мимо колодца, клуба и церкви, но своего дома так и не обнаружили. Два раза они возвращались на одно и то же место — это они поняли по черневшей перед ними колокольне. Дул такой сильный ветер, что казалось, соединив усилия, ветер и дождь вот-вот качнут колокол и тот зазвонит в вышине.
У генерала онемела рука, державшая мешок.
Какая ты легкая, Бети, сказал он мне как-то вечером в парке. Мы бродили, обнявшись уже вторую ночь перед нашей свадьбой. Была теплая, чудесная осенняя ночь. После обеда прошел дождь. Он нес меня на руках, словно ребенка, и все повторял: какая ты легкая, Бети, или мне так только кажется от счастья? Я бы хотел всю жизнь носить тебя на руках, Бети. Вот так, как сейчас Он целовал мои волосы и повторял: какая ты легкая.
Теперь ты сам легче всех на свете, подумал генерал. Три-четыре килограмма, не больше. И тем не менее я просто весь согнулся под твоей тяжестью.
Они еще раз повернули назад и долго бродили по селу, пытаясь уйти как можно дальше от церкви, которая вновь и вновь появлялась прямо перед ними, пока не наткнулись на свой автомобиль, едва различимый в темноте.
Они вспомнили, что он стоял прямо перед их домом.
Генерал открыл ворота и вошел во двор. Он толкнул дверь в дом, бросив мешок у входа. Мешок мягко шлепнулся в грязь, и генерал онемевшей рукой достал зажигалку.
При слабом свете зажигалки он поднялся по лестнице, вошел в комнату, скинул мокрый плащ на пол и, не раздеваясь, упал на кровать. Он слышал, как скрипнула дверь и кто-то улегся на соседнюю кровать.
Священник, подумал он.
Он долго не мог заснуть, безуспешно пытаясь разобраться в своих ощущениях.
Хочу спать, подумал он. Спать. Спать. Отключиться, умолкнуть, как грузовик за окном. Спать.
Он встал, принял люминал и снова улегся. Но как только начал засыпать, вдали, за площадью, вновь зарокотал барабан, и он в страхе открыл глаза.
Неужели эта проклятая свадьба все еще продолжается? — спросил он себя.
Генерал с головой укрылся одеялом, чтобы ничего не слышать, но безуспешно. Ему мерещилось, что в голове у него сидит, скорчившись, маленький, совсем маленький человек и бьет в крохотный барабанчик, похожий на те, что носят оловянные солдатики. А куда бы генерал ни прятал голову и как бы ни затыкал уши, человек был там, сидел, скрестив по-турецки ноги, и непрерывно бил в барабан: бам-ба-ра-бам, бам-бара-бам, бум-буру-бум, бум, бум, точно под барабанную дробь маршировали солдаты.
Это марширует моя великая армия, подумал он. Вдруг он резко приподнялся и мысленно приказал себе: хватит! Вновь опустил голову на подушку, но тут же вскочил.
— Священник, эй, священник, полковник, вставайте, — заорал генерал.
Священник испуганно вскочил.
— Что случилось?
— Уезжаем отсюда, сейчас же, вставайте!
— Уезжаем? Куда?
— В Тирану.
— Но еще ночь.
— Не важно. Поехали.
— Это так срочно?
— А вы не слышите? Не слышите барабан? Там все это продолжается, и у меня скверные предчувствия.
— Вы боитесь? — спросил священник.
— Да, — сказал генерал. — Я боюсь, что они придут сейчас всей толпой прямо к нашему дому и будут бить в барабан, чтобы изгнать нас, так, как некоторые народы изгоняют злых духов.
Генерал стал упаковывать свой чемодан.
— Один танец, — бормотал он. — Я хотел станцевать всего один танец с ними, и вот чуть не случилось непоправимое. Господи, что же это за страна!
— Не нужно было туда ходить.
— Всего один танец, а он чуть не превратился в танец смерти.
Священник что-то пробормотал, и они друг за другом вышли из комнаты. Генерал, скрипя сапогами, спустился по деревянным ступенькам. Подойдя к воротам, он оглянулся и увидел, что священник что-то несет на плече. Мешок, подумал он.
Они вышли на улицу. Дождь прекратился, и мрак начал рассеиваться.
— Который час? — спросил священник.
Генерал посветил зажигалкой.
— Половина пятого.
— Скоро уже рассветет.
Где-то закричали петухи. С гор дул ледяной ветер.
Они остановились возле автомобиля и посмотрели на небо. Казалось, кто-то огромной кистью мажет небо белой краской, но ночной мрак тут же впитывает ее, и остается только серый, влажно-холодный след.
— Водители спят в этом доме, — сказал священник, показывая на дом напротив.
— Разбудите нашего шофера, — приказал генерал, — скажите ему, что я себя плохо чувствую и нам сейчас же нужно ехать в Тирану.
Священник толкнул калитку, зазвенел маленький колокольчик, и в соседнем дворе залаяла собака. К ней присоединилась другая, и вскоре все собаки в селе захлебывались лаем.
Но даже сквозь собачий лай генерал слышал грохот барабана и далекий невнятный гул.
Опять скрипнула калитка, и священник с мешком на плече подошел к генералу.
И что ты таскаешь с собой этот мешок? — подумал генерал.
— Одевается, — сказал священник. — Сейчас выйдет.
— Собаки, — сказал генерал.
— Да. Деревенские собаки всегда так. Залает одна, а за ней и все остальные.