Выбрать главу

В начале исследования следует также сказать несколько слов и о другом человеке, пережившем с Лазарем Бичераховым все его военные приключения вначале в Персии, а затем и на просторах пылающей Родины, но по характеру его должности остававшемся в основном в тени. Это — неизменный начальник штаба, «мозг» партизанского отряда, а затем и организованной Бичераховым Кавказской армии Алексей Евгеньевич Мартынов. Мартынов был младше Бичерахова и по возрасту, и по званию, однако успел ещё до войны получить хорошее образование. Окончил Оренбургский Неплюевский кадетский корпус, Николаевское инженерное училище (1908 г.). Служил в 4-м Уральском казачьем полку. В 1913 г. поступил в Николаевскую императорскую военную академию (Академию Генерального штаба). В 1914 г. был переведён на старший курс академии, но разразилась война. В связи с объявлением мобилизации Мартынов был откомандирован в свой полк. За боевые отличия был награждён Георгиевским оружием. В 1917 г. Мартынов продолжил обучение в академии. Окончил старший класс по первому разряду ускоренных курсов и был произведён в капитаны. В июне 1917 г. он был причислен к Генеральному штабу, в сентябре 1917 г. переведён в Генеральный штаб, после чего получил должность старшего адъютанта штаба 6-й Сибирской стрелковой дивизии[68], а вскоре был переведён в 1-й Кавказский кавалерийский корпус. По воспоминаниям современников, Мартынов отличался уравновешенным характером и хладнокровием, что выгодно отличало его от его непосредственного начальника Л.Ф. Бичерахова — человека горячего и вспыльчивого. Профессионально Мартынов был подготовлен гораздо лучше своего начальника, признавшегося однажды, что он «простой рядовой офицер армии» и «по своей специальности — и то мало обучен»[69].

Ничья земля

Весной 1918 г. отряд Бичерахова ещё подчинялся штабу Экспедиционного корпуса в Хамадане, являясь, по существу, единственной организованной единицей в его составе. Британский генерал Денстервилль, побывавший в Хамадане в конце февраля 1918 г., констатировал, что генералу Баратову и его начальнику штаба генералу Ласточкину оставалось только «глубоко сочувствовать», поскольку войска их всё более разлагались и «виды на восстановление дисциплины были весьма проблематичны»[70]. Хамадан, по его словам, был переполнен русскими, которые из праздности ночами непрерывно палили в воздух. Англичанами это воспринималось как выражение «русского веселья», «хотя это звучало как жестокий бой в самом разгаре»[71]. Закрытие перевалов из-за необычно сильных снегопадов в начале марта 1918 г. задержало эвакуацию русских войск. Она продолжилась только в середине марта. Замыкать колонну и обеспечивать эвакуацию имущества было поручено отряду Бичерахова. Перезимовав в расположении английских войск, отряд отправился в обратный поход через Ханикен, Миантагское ущелье, Керинд, Керманшах, куда прибыл в конце февраля 1918 г. и где задержался надолго.

Между тем положение английских войск на Ближнем Востоке в связи с революцией в России и крушением Кавказского фронта ухудшилось. Теоретически для центральных держав открылся путь в британские индийские владения по линии Баку — Красноводск — Ташкент. Многие в британском Военном кабинете были обеспокоены сложившейся ситуацией и искали выхода, которого, казалось, не было: в Северной Персии, которая могла послужить воротами для вражеского вторжения, англичане не имели ни одного солдата. В довершение ко всем бедам, считалось, что немецким агентам удастся вооружить и организовать 100-тысячный корпус австрийских и немецких военнопленных, содержавшихся в русском плену в Туркестане (по русским сведениям, таковых на 1 сентября 1917 г. числилось в Кавказском военном округе 80 тыс. человек, в Туркестанском военном округе — 41,2 тыс. человек[72]). «Положение было почти безнадёжным», — констатировал британский бригадный генерал сэр Перси Сайкс в своих воспоминаниях[73].

Конечно, во всём этом была большая доля лукавства. Были и те, кто считал возможность марша германцев и турок через Кавказ и Среднюю Азию в Индию плодом «слишком живого воображения» некоторых представителей британского Военного кабинета[74]. Как замечал британский министр иностранных дел А. Бальфур, «каждый раз, участвуя в обсуждении этого вопроса с интервалом, скажем, в 5 лет, — узнаю, что появляется новая территория, которую мы должны охранять, т.к. предполагается, что она защищает подступы к Индии. Эти подступы уходят всё дальше и дальше от Индии, и я не представляю себе, как далеко на запад они будут отнесены Генеральным штабом»[75]. Военный министр А. Милнер, в свою очередь, в одной из служебных телеграмм в июле 1918 г. оценивал германо-турецкую угрозу достаточно призрачной «в течение длительного времени»[76].

вернуться

68

Волков Е.В., Егоров Н.Д., Купцов И.В. Белые генералы Восточного фронта Гражданской войны: Биографический справочник. М.: Русский путь, 2003. С. 135.

вернуться

69

РГВА. Ф. 33779. Оп. 2. Д. 39. Л. 7.

вернуться

70

Денстервилль А.. Британский империализм в Баку и Персии. 1917–1918: Воспоминания. Тифлис, 1925. С. 52.

вернуться

71

Там же. С. 46.

вернуться

72

Россия в мировой войне 1914–1918 гг. (в цифрах). М., 1925. С. 41.

вернуться

73

РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 35. Д. 316. Л. 43.

вернуться

74

Там же. Д. 282. Л. 2.

вернуться

75

Цит. по: Цибульский С.В. Англо-советские отношения 1917–1921 годов в освещении Р.Х. Ульмана // История СССР. 1974. № 6. С. 223.

вернуться

76

Цит. по: Лавров С.В. Политика Англии на Кавказе и в Средней Азии в 1917–1921 гг. // Вопросы истории. 1979. № 5. С. 82.