Азеф приехал к Любови Григорьевне на Бульвар Распай № 245. И без Хеди был беспокоен. Оба сына были при нем. Мысль, что убьют именно тут, на глазах жены и детей была невыносима.
— Ваня, господи, как ты изменился, как они тебя мучат и за что? За то, что ты десять лет ходил с веревкой на шее? Негодяй, этот Бурцев…
— Ну хорошо, хорошо, не скули, без тебя тяжело, — и Азеф прошел в комнату детей. Сев там, он рассматривал школьные рисунки сына. Любовь Григорьевна готовила завтрак. Азеф листал и листал рисунки. Пока не понял, что не видит их, а листает от непокидающего страха.
— Ваня! — крикнула Любовь Григорьевна. Азеф вздрогнул. И в тот же момент раздался звонок.
«Они», — подумал, вскакивая, Азеф, желая предупредить жену, бросился в коридор. Но Любовь Григорьевна уже открыла. И он увидал: — Чернова, Савинкова и боевика Павлова.
— А, Любовь Григорьевна! — хохотал в дверях Чернов. — А мы к Ивану! Дома?
Азеф, молча, шел из темноты навстречу им медленными шагами.
Поздоровавшись, не глядя повел в крайнюю комнату, в свой кабинет. Грузно сел за стол, слегка приоткрыв ящик, где лежали два револьвера.
— В чем дело, господа? — проговорил Азеф. Оглянувшись, увидал, что они стоят, загородив выход.
— В чем дело? — собирая силы, чтобы скрыть волнение, дрожанье челюстей, проговорил Азеф.
Чернов вытащил из кармана сложенный вчетверо лист.
— Прочти документ, Иван. Из Саратова.
Савинков стоял необычайно бледный, узких глаз не было видно, губы словно вдавились, вид был бессонен и болезнен. Павлов глядел спокойно на Азефа.
Савинков видел как, белея, Азеф встал спиной к окну, начав читать разоблачающий документ, но он не читал, он только собирал силы, чтоб оторваться.
Овладев собой, Азеф грубо проговорил:
— Ну так в чем же однако дело?
— Нам известно, — сказал Чернов, — что 11 ноября ты ездил в Петербург к Лопухину.
Азеф ответил спокойно.
— Я у Лопухина никогда в жизни не был.
— Где ж ты был?
— В Берлине.
— В какой гостинице?
— Сперва в «Фюрстенхоф», затем в меблированных комнатах Черномор дика «Керчь».
— Нам известно, что ты в «Керчи» не был.
Азеф захохотал звонким смехом, который так хорошо знали Чернов и Савинков.
— Смешно, я там был…
— Ты там не был.
— Я был! — бешено закричал Азеф. — Что за разговоры! — Азеф выпрямился, подняв голову. — Мое прошлое ручается за меня! Я не позволю!
Тогда Савинков приблизился, держа руку в кармане. Он был синебледен. Азеф смотрел ему в глаза.
— Если ты говоришь о прошлом, — глухо сказал Савинков, — скажи, почему в покушении на Дубасова, когда карета ехала мимо Владимира Вноровского — у него не было бомбы?
— Это ложь! — бледнея, проговорил Азеф, у него дрожали ноздри и губы. — У всех метальщиков были бомбы. Карету Дубасова пропустил Шиллеров. Я не знаю почему.
— Мы допросили Вноровского. Дубасов проехал мимо него. Но у него не было бомбы. Ты ему не дал.
— Ложь! — закричал Азеф. — Было так, как я говорю!
— Стало быть Вноровский лжет?
— Нет, Вноровский не может лгать.
— Значит лжешь ты? — Савинков смотрел в упор дрожавшим лицом. Азеф был бел, но каменей, собрал последние силы.
— Нет, я говорю правду.
— Подождите, Павел Иванович, мы должны сначала выяснить вопрос о Берлине, — перебил Чернов.
— Иван, зачем ты ездил в Берлин?
— Я хотел остаться один, Виктор. Я устал. Я хотел отдохнуть. Я думаю, это понятно.
— Почему ты из «Фюрстенхоф» переехал в «Керчь»?
— В «Керчи» дешевле.
— Так ты переехал из за дешевизны? С каких это пор, ты вдруг стал расчетлив? Ты всю жизнь жил глухими ассигновками и, кажется не копейничал?
— У... меня были и еще причины.
— Какие?
— Это не относится к делу.
— Ты отказываешься отвечать?
— Я переехал из за дешевизны. Остальное не касается дела.
— Скажи, как ты понял мои слова, — проговорил запинаясь Савинков, — когда я говорил тебе, что некто, имени которого я назвать не могу, сказал Бурцеву, что ты служишь в полиции и разрешил сообщить это мне?
— Я понял, что некто разрешил Бурцеву сказать это тебе.
— Некто — Лопухин, — проговорил Чернов.
Он не называл вовсе фамилии Савинкова. Но ты, со слов Павла Ивановича, понял, что Лопухин назвал его фамилию.
— Ну?
— И потому ты вошел к Лопухину со словами: — вы сказали Савинкову, что я агент полиции, сообщите ему, что вы ошиблись.
Вот сейчас дрогнул и стал зелен Азеф. И в тот же момент, прорезая пространство меж ними, заходил по комнате.