Азеф опустил ноги, слегка закачался.
— Вообще безобразие — тихо бормотал он. — Ратаев притворяется, что недоволен моими сведениями. Не понимает, что надо быть осторожным, не могу я лезть в дурацкие расспросы. Тут еще этот Крестьянинов узнал от какого-то филера Павлова обо мне. Ну да это-то прошло. А вы посудите опять, что с Серафимой Клитчоглу? Она назначила свидание в Петербурге. Я доложил Ратаеву, спрашиваю, допу-сить свидание или нет, но говорю, если свидание мое с ней состоится, то трогать ее нельзя потому, что опять на меня падет подозрение. Собрали они там, как Ратаев говорит, собрание с самим Лопухиным, решили, что свидание нужно и что ее не трогать. Я дал ей явку. Пришла. Они ее через несколько дней арестовали. Да разве это работа? Не понимаю, что они думают? Что мне жизнь не дорога? что я сам в петлю лезу? Да чорт с ними, что думают, но что ж, не нужен я им что ли? — Азеф волновался, начинался гнев, на толстых губах появилась пена слюней.
Рачковский смотрел на него пристально и именно на его слюни.
— Ведь у них же никого нет, они врут, что есть, никого нет — напирал Азеф, вглядываясь в Рачков-ского.
Рачковский соображал, глаза мышью бегали под бровями.
— Что говорить, ваши услуги конечно велики, работа нештучная, серьезная — сказал он, задумываясь и что-то как будто сообразив. — Нет там людей сейчас, Евгений Филиппович, поэтому и беспорядок. Настоящих, преданных делу людей господин министр выбрасывает, новых берет. Не понимает дурак — проговорил резко Рачковский — что в розыскном деле опыт — все. Все — повторил веско Рачковский.
Помолчав, Азеф сказал вяло:
— Вас Плеве сместил?
— Как видите, после двадцатипятилетней службы — улыбка кривая, полная злобы, как будто даже плача, показалась на лице Рачковского.
Азеф глядел искоса.
Рачковский повернулся и, как бы смеясь, сказал:
— А что вы думаете, господин Азеф, о кишиневском деле?
— О каком?
— О погроме.
Азеф потемнел.
— Это его рук?
— Кого-с?
— Плеве?
— А то кого же с! — захохотал Рачковский. — Полагает правопорядок устроить! 30 тысяч евреев убил! Я вам по секрету скажу — наклонился Рачковский — разумеется между нами, ведь отдушину-то господин министр не столько для себя открыл, сколько для наслаждения тайного повелителя, Сергея Александровича, чтоб понравиться так сказать, да не расчитал, как видите, не учел Запада, а теперь после статьи-то в «Таймс» корреспондента высылает, то да сё, да с Европой не так-то просто, не выходит, да-с. Видит, что переборщил с тридцатью-то тысячами, да не Исус Христос, мертвых не воскресит — захохотал Рачковский дребезжаще, не сводя глаз с Азефа.
Азеф выжидал. Хоть это было, кажется то, зачем он приехал.
— А скажите, Евгений Филиппович — начал Рачковский, вставая, — правда, что революционеры подготовляют большие акты?
Азеф смотрел на полупрофиль Рачковского. Он впился в задышанный, змеиный полупрофиль. Хотелось знать, правильны ли ассоциации.
Рачковский быстро повернулся к Азефу, как бы говоря: «что же ты думаешь, что я тебя боюсь что ли?» Азеф проговорил как бы нехотя.
— Готовят как будто. Не знаю.
— Надеюсь не центральный? — подходя, заметался Рачковский. — Думаю, что мимо вас это не идет?
— Нет, не центральный — оправляя жилет, мельком скользнув по Рачковскому, сказал Азеф.
— Что ж, министерский?
Сделав вид, что ему не так уж это интересно, Азеф поднялся.
— Готовят, Петр Иванович, акт, но вы теперь лицо неофициальное, я собственно не имею права — улыбался вывороченными губами Азеф.
— Хо-хо! куда хватили! — хлопнул по плечу Рачковский — а вы не бойтесь, дорогой! — вдруг заговорил Рачковский, смело и близко придвигаясь, подчеркивая каждое слово произнес: — И не такие опалы бывали, важно одно, а там и я в опале не буду, да и вы, милый друг, не с олухами работать будете и не за такие гроши рисковать петлей.
И пристально глядя Рачковский проговорил:
— Ведь не хочется в петле-то висеть, а?
Азеф понял. Но захохотал.
— Чего же смеетесь? — обидчиво сказал Рачковский.
— Да так, Петр Иваныч.
— Ну да —, протянул Рачковский и, задерживая руку Азефа, опять придвигаясь, проговорил:
— А вы бросьте, батенька, подумайте-ка, не шучу говорю. Надо выходить на дорогу, да, да. Мои связи-то знаете?
Азеф с удивлением чувствовал, у Рачковского сильная рука. Рачковский крепко сжимает его плавник, говоря «знаете», сдавил почти до боли.