Артиллерию в дальнейшем предполагалось значительно усилить, введя мортирные дивизионы в состав полевых артиллерийских бригад, а тяжелую артиллерию – в состав армейских корпусов. В связи с этим в 1913 году в Одессе было открыто Сергиевское артиллерийское училище, специально предназначенное для подготовки офицеров тяжелой артиллерии.
В войска для управления начал поступать искровой телеграф. Начала зарождаться, несмотря на скептическое отношение к этому, военная авиация. Благодаря великому князю Александру Михайловичу были открыты школы для подготовки военных летчиков-офицеров в Гатчине и на реке Каче в Крыму. Предполагалось при каждом корпусе иметь авиационный отряд в 4–6 самолетов. К началу войны в русской армии уже было 39 отрядов, на оснащении которых состояло 216 разнообразных самолетов и 221 летчик.
В осенний призыв 1913 года, ввиду возможности войны, было призвано 580 000 человек. Одновременно демобилизация лиц, призванных в 1910 году и подлежащих увольнению в запас, была задержана на 6 месяцев. В результате этого к весне 1914 года под ружьем находилось 2 230 000 человек. Правда, весной этого же года в связи с промахами русской разведки в отношении истинных намерений Германии призыв 1910 года был уволен в запас.
Нужно сказать, что в то время в Российской империи существовала достаточно хорошо продуманная система резервов. Каждый увольнявшийся солдат тут же приписывался в полку второй очереди. Было намечено формирование 35 дивизий второй очереди, что с имевшимися первоочередными давало 105 пехотных дивизий и 18 стрелковых бригад.
Русская военная мысль предвоенного времени характеризовалась тремя направлениями.
Основу первого составляли старые генералы, многие из которых занимали высшие места в военной иерархии, несмотря на то что были противниками новых теорий ведения войны. К сожалению, к числу их относился и сам Сухомлинов, который похвалялся, что «двадцать лет не брал в руки ни одной книги по военному делу».
Памятником рутинерства в русской военной мысли стал Полевой устав 1912 года. Характерной его особенностью было прежде всего игнорирование встречного боя. Все операции классифицировались на «наступательные» либо «оборонительные». При ведении «наступательного» боя уделялось излишнее внимание тщательному выяснению обстановки (вообще в маневренном бою невозможному) и сказывалось стремление руководить действиями противника. Первое влекло к потере времени, ослаблению энергии, проволочкам и трениям при отдаче, передаче и выполнении приказаний. Второе грозило подчинить наши действия воле неприятеля. В «оборонительном» бою главная роль отводилась передовой линии, которая и насыщалась войсками. О каких-либо маневрах силами и средствами в ходе операций не было сказано ни слова.
Военачальнику предписывалось действовать, сообразуясь с действиями противника, т. е. полностью уступая ему инициативу. Поэтому задачи ставились не так, как того требовали наши интересы, а так, чтобы лучше реагировать на действия противника. В результате отказ от инициативных действий приводил к подчинению воле неприятеля, переоценке врага, недооценке в то же время собственных сил.
Другую группу составляли так называемые «младотурки» – группа военачальников и преподавателей военных академий, которые всецело ориентировались на новейшие достижения западной военной науки, не делая при этом учета на особенности России. Возглавляли ее начальник Императорской военной академии Генерального штаба генерал Д. Г. Щербачев, а входили полковники Н. Н. Головин, А. А. Свечин и ряд других. Этому движению сочувствовал даже великий князь Николай Николаевич (Младший).
Командующий 7-й армией генерал Д. Г. Щербачев.
Однако «младотурецкое» движение встретило яростный отпор со стороны представителей первой группы. Борьба закончилась полным разгромом Императорской военной академии Генерального штаба Сухомлиновым в 1913 году, смещением крамольных профессоров и запрещением думать иначе, чем по раз и навсегда установленному казенному шаблону. «Младотурки» были загнаны в подполье, но идеи их постепенно стали захватывать все более широкие круги.
Третью группу составляли сторонники формирования теории русского национального военного искусства, т. е. с учетом особенностей России, ее истории и ее народа. Основу этой группы составляли генерал А. З. Мышлаевский и полковник И. В. Баиов. Но для реализации этих теорий нужна была мощная поддержка, и прежде всего со стороны военного министра.
Верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич (Младший), 1914 г.
О деятельности А. А. Брусилова в должности командира 12-го армейского корпуса оставил свои воспоминания начальник штаба этого корпуса генерал К. И. Адриади. Правда, нужно учитывать два факта: во-первых, что свои воспоминания он писал, уже находясь в эмиграции, во-вторых, в конце апреля 1914 года, когда началась непосредственная подготовка в войне, Адриади был назначен командиром 27-й пехотной дивизии и уехал из Винницы в Вильно. Тем не менее, определенное время тесно проработав с Брусиловым, он пишет:
«Первое впечатление, произведенное на меня Брусиловым, было хорошим, и разочароваться в нем мне не пришлось. Очень недюжинного ума, всесторонне образованный, начитанный, прекрасно знакомый с военным делом, он не увлекался какими-либо отдельными отраслями последнего или предвоенным взглядом. Очень большое значение он придавал подготовке старшего командного состава и офицеров вообще, а потому налегал на военные игры и полевые поездки. За время моей с ним службы он руководил корпусной поездкой, и, надо отдать справедливость, очень толково, умело и интересно.
Будучи всегда корректен с подчиненными, никогда не повышая голоса, он производил впечатление некоторой сухости, но впечатление это не было вполне правильно. Резче всего сухость его характера могла бы проявиться при аттестациях, но именно в них он во многих случаях проявлял, может быть, даже излишнюю мягкость. С офицерами в младших чинах он держал себя строго официально, за что у них особыми симпатиями не пользовался, и они считали его высокомерным. Объясняется это, может быть, тем, что манера Брусилова держать себя с офицерами представляла собой резкий контраст с манерой его предшественника Карганова, у которого простота общения и доступность иногда заходили даже слишком далеко.
По своим политическим взглядам Брусилов производил впечатление монархиста. У него в кабинете стена против письменного стола была сплошь увешана портретами государя и особ царской семьи, большинство с собственными ручными (собственноручными. – Авт.) подписями лиц, на них изображенных, и мне неоднократно приходилось слышать, что эту стену он считает наиболее драгоценным из всего, что имеет» [4].
В апреле 1914 года в Киеве была проведена военная игра, которой руководил военный министр Сухомлинов. Безусловно, командир 12-го армейского корпуса был приглашен на эту игру. Более того, в ходе военной игры всегда разыгрывались варианты действий сторон, исходя из сложившийся на то время военно-политической обстановки. Это говорит о том, что Брусилов, как командир соединения, нацеленного для удара по Австро-Венгрии, безусловно, во время игры получил дополнительные указания на этот счет. Также надо учесть тот факт, что в апреле 1914 года, после завершения Киевской военной игры, в состав 12-го армейского корпуса дополнительно были введены 3-я стрелковая бригада, 2-я казачья сводная дивизия и 12-й мортирный артиллерийский дивизион. В связи с этим корпус стал одним из самых мощных общевойсковых соединений Киевского военного округа.
Правда, надо признать, что сам Брусилов мало занимался всеми этими проблемами. Решив набраться сил и веря в то, что война начнется не ранее 1915 года, летом 1914-го он вместе с женой выехал на отдых за границу, в Германию, в Киссинген, где они «пили воду, купались и гуляли». И только в последний день отдыха, уже перед самым отъездом, Брусиловы, прогуливаясь по местному парку, были поражены необычным зрелищем. Сам Брусилов это описывает следующим образом: