«Объявить предостережение за то, что свой досуг не посвящает роте».
Не мудрено, что при таком начальнике Деникину пришлось столкнуться с неприятностями,
Петербург того времени благосклонно прислушивался к критике в военной печати и даже поощрял ее. В своих статьях в военном журнале «Разведчик» Деникин, касаясь самых разнообразных вопросов военного дела, не раз затрагивал авторитет высоких лиц. И тем не менее он никогда не испытывал на себе цензурного гнета или давления. Но Сандецкий реагировал на критику по-иному, особенно когда увидел, что Деникин упорно продолжает вести в печати борьбу против порядков, установленных в Казанском военном округе, и почувствовал, что в столице против него постепенно накапливается недовольство и раздражение.
«Приехав однажды в Саратов, - рассказывал Деникин, - генерал Сандецкий после смотра отозвал меня в сторону и сказал:
– Вы совсем перестали стесняться в последнее время - так и сыплете моими фразами… Ведь это вы пишете «Армейские заметки» - я знаю.
– Так точно, ваше превосходительство, я.
– Что ж, у меня одна система управлять, у другого - иная. Я ничего не имею против критики. Но Главный штаб очень недоволен вами, полагая, что вы подрываете мой авторитет. Охота вам меня трогать.
Я ничего не ответил».
Ссылка на Главный штаб явилась, конечно, импровизацией, придуманной тут же для пущего устрашения. Но Деникина трудно было запугать.
Неудачи войны с Японией сильно ударили по национальному самолюбию корпуса русских офицеров. Стало очевидным, что высший командный состав жил преданьями старины глубокой и что следовало немедленно произвести радикальные перемены в подходе к вопросам современной военной науки и тактики. Началась лихорадочная работа по реорганизации армии, по переводу иностранной военной литературы на русский язык. Изучение германской военно-морской программы определенно указывало на неизбежность большой европейской войны; русский диагноз того времени определил ее начало - к 1915 году. Оставалось мало времени, надо было торопиться…
Деникин считал, что «никогда еще, вероятно, военная мысль не работала так интенсивно, как в годы после японской войны. О необходимости реорганизации армии говорили, писали, кричали. Усилилась потребность в самообразовании, значительно возрос интерес к военной печати».
В армии и во флоте образовались полуофициальные кружки. Они состояли из энергичных и образованных молодых офицеров, целью которых было воссоздание разбитого в японскую войну флота и возрождение армии. За членами этих кружков, основанных в Петербурге, установилось шутливое прозвище «младотурки». Их деятельность нашла поддержку и в Военном и в Морском министерствах, а также в III Государственной думе, вернее сказать, в ее комиссии по государственной обороне.
Деникин, служивший тогда в провинции, прямого участия в кружках не принимал, но искренне сочувствовал их деятельности. Обменом мнений, опытом, приобретенным в японской войне, своими статьями в военной печати он всячески старался содействовать их успеху.
Начиная с 1906 года были проведены реформы по омоложению и улучшению командного состава, повышению его образовательного ценза. Все старшие начальники должны были пройти проверку военных знаний. Это выразилось в принудительном увольнении многих и в добровольном уходе тех, кто боялся проявить свое невежество. «В течение 1906-1907 годов было уволено и заменено от 50 до 80 процентов начальников, от командира полка до командующего войсками округа». Это подсчеты Деникина.
Среди моряков организатором и председателем военно-морского кружка в Петербурге был молодой капитан 2-го ранга, имевший уже тогда значительную известность как талантливый гидролог и специалист по магнитному делу, написавший несколько солидных научных трудов по океанографии и гидрологии. Это был Александр Васильевич Колчак, впоследствии адмирал, командующий Черноморским флотом, а во время гражданской войны - Верховный правитель белого стана.
В короткий срок между концом японской войны и началом мирового конфликта в 1914 году не удалось, конечно, обновить весь командный состав армии и флота. Сохранились устаревшие кадры среди старшего генералитета. Но молодое русское офицерство накануне первой мировой войны находилось на высоком уровне. Это признали во время войны и союзные с Россией державы, и советские военные писатели, не слишком щедрые на похвалу, когда дело касалось офицеров старой армии.
Что касается Деникина, то он считал, что горечь поражения в войне с Японией и сознание своей ужасной военной отсталости толкнули русскую армию на чрезвычайно интенсивную и плодотворную реорганизацию. «Можно сказать с уверенностью, - писал генерал Деникин, - что, не будь тяжелого маньчжурского урока, Россия была бы раздавлена в первые же месяцы первой мировой войны».
В Саратове, как и в Варшаве, служба оставляла Деникину достаточно времени для размышлений. Он пытался проанализировать причины многих важных политических процессов. Однако ни Деникин, ни кто другой не могли предвидеть все причины, ошибки и случайности, которые несколько лет спустя привели Россию к катастрофе. Даже Ленин в те годы думал, что окончит свой век политическим эмигрантом, так и не дождавшись настоящей революции.
В июне 1910 года полковника Деникина назначили командиром 17-го пехотного Архангелогородского полка, расположенного в Житомире и входившего в Киевский военный округ.
К тому времени служба в Саратове настолько ему приелась, что он с радостью принял новое назначение. Да и Архангелогородский полк, основанный Петром Великим, имел прекрасную боевую историю, включая переход с Суворовым через Альпы у Сент-Готарда.
С увлечением отдался Деникин работе по воспитанию полка, учитывая свой опыт в русско-японской войне.
Отбросив в сторону парады, он уделял главное внимание практическим занятиям: стрельбе, маневрам, ускоренным переходам, переправам через полноводные реки, без мостов и понтонов.
С сослуживцами Антон Иванович общался в офицерском собрании. У себя на квартире сборищ не устраивал и вообще избегал принимать гостей. Его мать и старая нянька всюду следовали за Деникиным. Обе понимали по-русски, но говорили лишь по-польски, и все попытки Деникина научить их русскому языку не увенчались успехом. Поэтому мать стеснялась принимать гостей в роли хозяйки. Оберегая ее, сын вел замкнутый образ жизни. Бывали у него дома лишь два-три близких человека. Мать обожала сына, и он с ней всегда был во всем предупредителен и трогательно заботлив. В Житомире скончалась нянька Полося. После ее смерти единственным человеком, с кем мать могла отводить душу, был сын.
Если и случались тогда у Антона Ивановича увлечения, то боязнь ввести в свою семью чужого для матери человека являлась для него основательным препятствием к женитьбе.
В начале сентября 1911 года в Киеве было торжественное открытие памятника императору Александру II. На эти торжества прибыли из Петербурга государь с императрицей и великими княжнами Ольгой и Татьяной. Приехали также Председатель Совета Министров Столыпин, многие другие министры и видные государственные и общественные деятели.
Программа празднеств кроме концертов, оперы включала царские маневры и царский смотр под Киевом, в которых принимал участие и полк Деникина.
«Я был свидетелем, - вспоминал потом Антон Иванович, - того энтузиазма, почти мистического, который повсюду вызывало появление царя. Он проявлялся и в громких безостановочных криках «ура», и в лихорадочном блеске глаз, и в дрожании ружей, взятых на караул, и в каких-то необъяснимых флюидах, пронизывавших офицеров, генералов и солдат - народ в шинелях… Тот самый народ, который через несколько лет с непостижимой жестокостью обрушился на все имеющее отношение к царской семье и допустивший ее страшное убийство…»