Коренастый поручик Деникин взял свою первую академическую высоту. Он стоял в конференц-зале Академии среди ста пятидесяти счастливцев, уже рассеянно слушая напутствия на учебу. А жаль, что несколько расслабился, это настроение подведет его через год. Новоиспеченным «академистам» строго внушали, что любая оплошность в учебе или дисциплине незамедлительна отчислением.
Теоретический курс Академии, который Деникин начал изучать на лекциях, был, на первый взгляд, необъемен. Кроме массы военных предметов, он трещал от общеобразовательных: иностранные языки, история с основами государственного права, славистика, госправо, геология, высшая геодезия, астрономия, сферическая геометрия.
Правда, пройти курс требовалось за два года, но он, как позже утверждал Деникин, «был едва посилен для обыкновенных способностей человеческих».
В снятой Деникиным квартирке стопок учебников на столе, в сравнении с теми, по которым он готовился в Беле, куда как прибавилось. И к ним неутомимый поручик накупал и накупал самой разной литературы, приносил ее из библиотек: книги, брошюры, журналы. Его остро интересовали новые труды о войне, современная проработка армейских вопросов, и еще очень занимала художественная, очерковая литература. Бывший сочинитель стишков Антон Деникин теперь мечтал попробовать _ себя в серьезном литераторстве. Он засиживался, читая, Делая пометки на полях, за полночь.
Опаздывать же на занятия невозможно: каждый из «академистов» должен был расписываться в специальном журнале о своем прибытии в Академию.
В это время многие горячие головы были недовольны столпами Академии Генштаба. Шестой год ее начальником был генерал Г. А. Леер накануне своего 80-летия. Он имел заслуженную мировую известность по стратегии и философии войны. Его теория о неизменных основах боевого искусства была базой преподавания всех академических военных кафедр. Но по ней, на взгляд Деникина, выходило, что во многом приемы и в эпоху Цезаря, и Ганнибала, и Наполеона, и в современности не очень различаются. Догмы, переживал поручик, состарились вместе с их проповедником-генералом..
Деникин был слишком эмоционален. Труды и педагогическая деятельность крупнейшего русского военного мыслителя Г. А. Леера, которого всегда ставили рядом с М. А. Драгомировым, осталась золотым фондом отечественного военного искусства. После кончины генерала его память Академия будет глубоко чтить.
Деникин считал, что Академия отстает от жизни. Исходил из того, что масштабность вооруженности государств сменила одиозность регулярных армий. И это должно было резко отразиться на будущей тактике войн (что и докажут русско-японская, Первая мировая). Бурно ломала стереотипы только что появившаяся скорострельная артиллерия. Уже не выдерживало критики и, например, учение о крепостной обороне страны. Жадно изучая свежую военную печать, Деникин окунался в горячие споры на все эти темы.
Деникина поразило, что в Академии изучали военную историю с древнейших времен, но не читали курса по последней русско-турецкой войне. А ее полководцы еще были в строю, тот же генерал Драгомиров командовал войсками Киевского военного округа. В товарищеском кругу Деникин возмущался:
— Вот показатель нравов военных верхов! Семнадцать лет минуло после окончания русско-турецкой, а наша военная наука еще не имеет ее документальной истории. В то же время где-то в недрах Главного штаба уже много лет существует соответственная историческая комиссия.
Поручик переживал за недочеты, за нередкое загромождение курса несущественным и ненужным, отчего Академия иногда отставала в актуальном прикладном искусстве. А в общем сразу ее полюбил и отдавал должное своей «альма матер». Она неизмеримо расширяла кругозор, обеспечивала методом, глубоким критерием познания военного дела. И главное, Академия очень серьезно вооружала тех, кто хотел продолжать учиться в своих офицерских жизнях и боях.
Однокашник Деникина по Академии спустя годы так аттестовал его в то время:
«Антон Иванович учился плохо. Не потому, конечно, что ему трудно было усвоение академического курса. Но Академия требовала от офицера, подвергнутого строгой учебной дисциплине, всего времени и ежедневной регулярности в работе. Для личной жизни, для участия в вопросах, которые ставила жизнь общественная и военная вне Академии, времени почти не оставалось. А по свойствам своей личности Деникин не мог не урывать времени у Академии для внеакадемических интересов в ущерб занятиям. И если все же кончил ее, то лишь благодаря своим способностям».