Когда главком поднял вопрос о совместных действиях на Нижнем Дону, атаман спокойно предложил добровольцам вообще убраться с Дона. На Волгу, к Царицыну, искать военного счастья в крестьянских губерниях, сплошь настроенных пробольшевистски. Краснов как будто и не отказывается от сотрудничества, даже согласен подчинить Деникину партизан слабозаселённых Нижне-Чирского и Великокняжеского районов. Однако это было именно то, от чего ещё Корнилов отказался зимой, – поход на безлюдные зимовники, где не прокормишь даже небольшую армию ни зимой ни летом. Да и таким образом с красновских глаз долой убирался бы мощный конкурент, которого надо было держать подальше не только от Дона, но и от подозрительно косящихся на добровольцев германцев. Весьма вероятно, что эта комбинация как раз и была подсказана Краснову командованием оккупационных войск. В любом случае он ничего не проигрывал – воюй на Волге добровольцы успешно, Царицын ушёл бы после победы под атаманскую власть, безуспешно – одной проблемой меньше.
Но Деникина с Алексеевым трудно было провести. Пройти с 2,5 тысячи измученных Ледяным походом добровольцев с боями несколько сотен вёрст до густонаселённого рабочими Царицына, где искать возможности соединиться с кочующими по заволжским степям уральскими казаками атамана Александра Дутова, было самоубийственно. К тому же Деникин уже давно определил своей более надёжной базой именно Кубань, где ему был гарантирован самый тёплый приём и пополнения среди местного линейного казачества. Добровольцев ждали терцы, черкесы, горцы. Уйти отсюда означало обречь потенциальных новобранцев и союзников на истребление неорганизованными, но зато куда более многочисленными и лучше вооружёнными красными отрядами. Да и продовольственная база Кубани – не чета голодным манычским степям.
«На Царицын я теперь не пойду. Я обязан раньше освободить кубанцев – это мой долг, и я его исполню»[33], – приводит Краснов в своих воспоминаниях слова Деникина. Генерал помнил, кому обязан тем, что Добрармия не перестала существовать после поражения под Екатеринодаром. Редкое качество для военного человека, который должен быть циником по природе. Своим моральным принципам Деникин не изменял даже в самые тяжёлые дни.
Похоже, что именно этого и добивался атаман – добровольцы уходили на Екатеринодар, донцы – на Воронеж и Царицын. В стороны прямо противоположные. Очень символично для понимания причин будущего поражения Белого движения.
Монархический дуализм
Особых проблем не было только в верховной власти Добрармии. Уставший от поражений и несбывшихся мечтаний Алексеев вроде бы совершенно не претендовал на первенство. Со своей стороны, вынужденно ставший вождём Белого движения на юге России Деникин и подавно не обладал замашками вождя и с самого начала не метил в «спасители Отечества». Не в пример ситуации с Корниловым, они поделили полномочия тихо и без всяких амбиций: Алексееву отошли общее политическое руководство, внешние сношения и финансы, Деникину – исключительно военные вопросы и командование армией. Как подчёркивал глава Добрармии, «за всё время нашего совместного руководства этот порядок не только не нарушался фактически, но между нами не было ни разу разговора о пределах компетенции нашей власти. Этим обстоятельством определяется всецело характер наших взаимоотношений и мера взаимного доверия, допускавшая такой своеобразный дуализм»[34].
Пока они были вместе, вопроса старшинства не вставало. Но как только Алексеев перебрался в Новочеркасск для решения «насущных политических вопросов», тут же дала о себе знать его старая тяга к Олимпу. Именно из недр образованного в Новочеркасске при Алексееве военно-политического отдела, возглавляемого Генерального штаба полковником Яковом Лисовым, в печать было отправлено сообщение, в котором «ввиду неправильного осведомления общества» объяснялась иерархия добровольцев. При этом генерал Алексеев в сообщении именовался именно «Верховным руководителем Добровольческой армии».
Стоит подчеркнуть, что сам главнокомандующий об этой «смене вектора» ничего не знал: «Мне казалось лишь несколько странным, что узнал я о новом положении из газет, а не непосредственно. Об этих эпизодах я никогда не поднимал разговора с генералом Алексеевым». Характерно, что находившийся в Новочеркасске экс-спикер Думы Родзянко в качестве политического органа Белой армии неоднократно предлагал Деникину «для спасения России» идею созыва некоего Верховного совета, в который бы вошли народные избранники – старые члены Государственной думы всех четырёх «царских» созывов. При этом в письме от 7 июня 1918 года Родзянко ставил «непременным условием, чтобы М. В. Алексеев был абсолютно устранен из игры». Вероятно, сугубо статский «первопоходник» Родзянко, пройдя с Добрармией не одну сотню вёрст, достаточно хорошо изучил личность Алексеева, чтобы убедиться в том, что странная позиция генерала во время отречения императора, Корниловского мятежа, Октябрьского переворота и пр. была отнюдь не случайной. Причём вряд ли его вводили в заблуждение громкие заявления Алексеева: «Руководящие деятели армии сознают, что нормальным ходом событий Россия должна подойти к восстановлению монархии, конечно, с теми поправками, кои необходимы для облегчения гигантской работы по управлению для одного лица. Как показал продолжительный опыт пережитых событий, никакая другая форма правления не может обеспечить целость, единство, величие государства, объединить в одно целое разные народы, населяющие его территорию. Так думают почти все офицерские элементы, входящие в состав Добровольческой армии, ревниво следящие за тем, чтобы руководители не уклонялись от этого основного принципа»[35].