Монархизм Алексеева уже вследствие его двусмысленной позиции при отречении Николая вызывал самые серьёзные сомнения. Либерализм же Деникина никогда таковых не вызывал.
Вообще же достаточно остро переживались добровольцами политические вопросы. После Ледяного похода, когда стало ясно, что широкие народные массы за Белым движением не пошли, предстояло скорректировать свои политические цели и задачи, дабы привлечь к себе «здоровые силы общества».
Как раз тут и была загвоздка. Значительная часть добровольцев во главе с Алексеевым, Лукомским, Драгомировым, Дроздовским исповедовала монархические принципы государственного устройства. В Добрармии создавались монархические организации, пели царский гимн, предлагали на престол великого князя Николая Николаевича. Даже демократ Милюков, подпавший под модное германофильство, убеждал командование Добрармии принять немецкую помощь и восстановить конституционную монархию. На идею Учредительного собрания рукой махнул и князь Трубецкой, призывая к трону.
Деникин, Марков и Романовский были более либерально настроены и понимали, что монархические флаги губительны для Белого движения. Казалось бы, естественный лозунг «Великая, Единая и Неделимая Россия» отзывался в сердце каждого белогвардейца, но вряд ли с ним стоило приходить к бредящим сепаратизмом национальным окраинам и даже к записной «опоре трона» – казачеству. Сокрушительный развал империи показал, сколь хрупким было это лоскутное здание и сколь мощны центробежные силы, до поры до времени в нём дремавшие. Региональные элиты, дорвавшись до местной власти, уже не собирались с нею расставаться (поведение якобы монархиста генерала Краснова тому пример). В украинской Раде и слышать не хотели ни о какой «единой и неделимой» – там срочно перешивали «триколор» на «жовто-блакитный прапор». В Закавказье, Средней Азии, Прибалтике лишь облегчённо вздохнули, избавившись от опеки «старшего брата». Польша и Финляндия уже чувствовали себя Европой, а не Азией, срочно переписывая историю и отмахиваясь от любых разговоров о совместном с русскими прошлом. В казачьих регионах, Поволжье, Урале, Сибири, на Дальнем Востоке возникали стихийные государственные образования, которые лихорадочно выискивали сильных покровителей за рубежом – Японию, Англию, Францию, Германию, Турцию. Батьки и атаманы отчаянно торговались с «инвесторами» за власть, эмиры и шейхи объявляли о бесконечных «халифатах» и «имаматах». Даже крупные промышленники создавали себе внушительные частные таёжные армии.
Что могло объединить этот котёл в целое государство? Какой лозунг, какая политическая сила?
Прежняя монархия показала свою недееспособность, либерализм очень быстро дискредитировал себя властной импотенцией, совдепы с их тактикой геноцида по имущественному признаку были ненавистны. За кем идти и с чем?
Необходимо было выработать решение «всем миром», для чего Деникин собрал в Егорлыкской всех старших и младших офицеров.
Выступая перед ними, главнокомандующий заявил:
«Была сильная русская армия, которая умела умирать и побеждать. Но когда каждый солдат стал решать вопросы стратегии, войны и мира, монархии и республики, тогда армия развалилась. Теперь повторяется, по-видимому, то же. Наша единственная задача – борьба с большевиками и освобождение от них России. Но этим положением многие не удовлетворены. Требуют немедленного поднятия монархического флага. Для чего? Чтобы тотчас же разделиться на два лагеря и вступить в междоусобную борьбу? Чтобы те круги, которые теперь если и не помогают армии, то ей и не мешают, начали активную борьбу против нас? Да, наконец, какое право имеем мы, маленькая кучка людей, решать вопрос о судьбах страны без ее ведома, без ведома русского народа?