Стратегического смысла в этом не было никакого – маленький отряд не смог бы не только удержать большой город, но даже контролировать его центральную часть. Но ведь плох тот казак, который не мечтает стать атаманом.
Через три дня красные перебросили подкрепления из Ростова, и «Ахмет мирза» вынужден был вновь уводить партизан к Дону на поиски «степняков» генерала Попова.
Походный атаман был умнее и дальновиднее, на рожон не лез, пернача себе не искал. Спокойно формировал «пояс сопротивления». К середине апреля на Дону уже были сформированы три «фронта» – Задонская группа генерала Ивана Семенова (район Кагальницкой – Егорлыкской), Южная группа Генерального штаба полковника Святослава Денисова (район станицы Заплавской), Северная группа войскового старшины Эммануила Семилетова (район Раздорской). Общая численность повстанцев составляла не менее 10 тысяч сабель, что являлось уже очень мощной силой, с которой большевикам приходилось считаться[5].
Самим красным в это время уже было не до погонь за партизанами – на Дон стремительно продвигались немцы, оккупировавшие по Брестскому миру Прибалтику, Белоруссию и Украину. Германские и австрийские разъезды уже выходили к границам Донской области, внося разлад в умы руководства «Донской советской республики», настроенной преимущественно левоэсеровски (сам глава Совнаркома ДСР подхорунжий Фёдор Подтёлков также был левым эсером). На I съезде Советов ДСР в апреле 1918 года горячие головы от эсеров и левых коммунистов даже протолкнули резолюцию об объявлении «революционной войны» Германии, вопреки позиции Ленина, согласному на любой, пусть даже «похабный», но мир с тевтонами. А поскольку надёжных войск в Ростове для этого не было вообще, военный комиссар Подтёлков с комиссаром по делам управления прапорщиком Михаилом Кривошлыковым с отрядом в 120 человек и 10 млн николаевских рублей отправились на Верхний Дон в Хоперский и Усть-Медведицкий округа проводить мобилизацию в «революционную армию» для отпора немцам. Считалось, что более бедные верховые станицы априори должны выступить на стороне большевиков. Сам Подтёлков был родом из верхнедонского хутора Крутовского.
Однако уже сами большевики выпустили ситуацию на Дону из-под контроля – казачество, видя, куда гнут новые власти, терпеть их долее не захотело ни в низовых, ни в верховых станицах. Отряд Подтёлкова был разоружён у станицы Краснокутской, а затем у хутора Пономарёва после краткого суда обоих главарей, как изменников Дону, приговорили к повешению, а остальных – к расстрелу.
В самом Ростове уже было непонятно, кто именно контролирует ситуацию. Рабочие так и оставались под сильным влиянием меньшевистского Донкома РСДРП, левые коммунисты и эсеры игнорировали рекомендации Ленина, требовавшего прекратить антигерманскую пропаганду. К тому же по ходу наступления немцев из Украины на Дон выдавливались отряды разного рода батьков, анархистов, авантюристов всех мастей. В Новороссийске и Крымской верховодил самостийник Михайло Бушко-Жук («товарищи, мы боролись за диктатуру пролетариата, а пришли к диктатуре штыка»), в Кавказской – «комиссар» Сергей Одарюк, в Армавире – партизан Иван Гудков, В Баталпашинской – сын колесника Яков Балахонов и прочие «коммунисты-анархисты».
К примеру, в Ростове и Новочеркасске в это время буйствовал отряд «чёрной гвардии» известной бомбистки и анархистки Маруси Никифоровой, соратницы Нестора Махно, известной своим участием в ряде бандитских налётов на банки и подрывах кафе, магазина и пассажирского поезда. Пользуясь поддержкой своего старого знакомого по эмиграции Антонова-Овсеенко, прибывшая на бронеплатформе с орудием Маруся со своей братвой в Ростове захватила ряд банков и на площади перед Новым базаром устроила «уничтожение капитала» и «рождение нового мира» – сожжение ценных бумаг и облигаций. Золото и бриллианты всё же осели в карманах борцов против капитала. Местная Красная гвардия боялась ей помешать, ибо вслед прибыли с Украины анархистские отряды Арона Барона, Махно, Желябова, Васильева и прочих[6].
Отсутствие твёрдой власти оживило ростовскую босоту, и город наводнился налётчиками, громилами и ворами. Местному Совнаркому, погрязшему в политических дрязгах и пытавшемуся сохранить хотя бы видимость управления, было не до них.
Об этих страстях Деникин знать ещё не мог, как и о занятии немцами Украины и Крыма. Гонцы с Дона приносили ему лишь просьбы о помощи восставшим казакам, ведущим наступление на Новочеркасск. Надо было решать, куда вести бесприютную Добровольческую армию. Донское направление подсказывала сама обстановка. Долгожданные слова «Дон проснулся» стали паролем для всей армии, стремившейся уйти из иногородних хуторов к гостеприимным станицам. Деникин отдал приказ 1-му конному полку идти на знакомую Егорлыкскую, а партизанам Богаевского – в тыл большевикам на слободу Гуляй-Борисовка.