Яша беспомощно опускает руки и роняет скребницу.
- Я, товарищ старшина, давно хотел убратиться к вам, да лейтенант мой не велел...
Говорит Яша с уральским "уканьем": вместо обратиться - убратиться, вместо оседлать - уседлать.
- "Убратиться"! - передразнивает Салазкин и ставит Яше в графе "туалет" палку.
Салазкин и Яша Воробьев - большие друзья, живут они вместе, но этой обиды Яша стерпеть не может. Он решительно заявляет Ракитину:
- Узьмите ут меня эту лошадь, я другую найду.
- Почему? - спрашивает старшина.
- Житья ут нее нет! Это не кобыла, а ведьма! Как только слез, пустил повод, она тут же на землю - бряк, ноги кверху и кувыркаться. В седле аль без седла - ей все равно. Вчера завьючил, поехал, не успел слезти, она бряк, и опять ут привьюченного котелка лепешка получилась!..
- Может, у ней колики? Обкормил? - моргнув Торбе, спрашивает Ракитин.
- Малины объелась, - вставляет Салазкин.
- Ты лучше, утойди!.. - Яша нагибается и поднимает скребницу.
Салазкин хочет обойти лошадь, но, вскрикнув, отскакивает в сторону. Кобыла, почувствовав чужого человека, хватила Салазкина зубами. Салазкин смущенно смотрит на разорванный рукав и качает головой. Яша, размахивая скребницей, приплясывает от хохота.
- Ай да молодец! Надо бы тебя за язык.
- Видишь, а менять хочешь! Она за тебя заступается, - говорит Ракитин.
- Нет, товарищ старшина, куда хотите узьмите. Ведьма это, а не лошадь, надоела она мне, грязнуля такая. Все корят. Лейтенант корит, сержант корит, даже новый повар, товарищ Гончарова, поглядела на меня с усмешкой и говорит: "Ваш конек?" - "Мой". - "А почему он такой пачканый?" Срамота слушать.
Воробьев подошел к лошади, шмурыгнул скребницу о щетку и яростно начал чистить мод брюхом.
- У, окаянная! - незлобно говорил Яша. - Выходит, взять кус мыла, ведро воды и мыть тебя да чистить? И от блудовства твоего нет никакого спасения! Не сердись, я тебя выучу...
Комиссия направляется в другой взвод. Салазкин идет позади всех, придерживая разорванный рукав. "Даже иголки не попросил, рассердился", думает, глядя ему вслед, Яша Воробьев.
Размолвки нередко бывали между друзьями, но всегда заканчивались миром. Писарь подавлял Яшу своей ученостью.
- Мудреный ты человек, Салазкин, - говаривал Яша.
- Мудрость - квинт всякой философии, - ошарашивал его писарь.
- От твоих слов, Володимир, волосы начисто вылезут! Ты мне вот что скажи: человек я фартовый, а нет мне счастья - хочется живехонького германца поймать...
- Прочитай "Шагреневую кожу" - узнаешь про счастье. Там кожа сокращается вместе со сроком жизни - математически.
- Ты, Салазкин, сшей себе из той кожи сапоги, а мне не навязывай.
- Чудак! Куль невежества!.. Это гениальное творение Бальзака, медведь!..
С появлением на кухне Оксаны пострадал не только Салазкин, но и Яша и даже старший повар Трофим Ворожейкин.
Ворожейкин пострадал по причине своего неуживчивого характера и грубых привычек.
- Чего это вы так ругаетесь, а еще красноармеец? - в первый же день спросила его Оксана.
- Что-о? - Трофим раскрыл рот от удивления.
- Ничего. Еще раз выругаешься - кипятком ошпарю! - Оксана гневно сдвинула брови. - Нехорошо, стыдно, - тихо добавила она.
Трофим стиснул зубы и с остервенением начал мешать борщ в котле.
Этот короткий разговор случился во время выдачи обеда. Посрамление повара произошло на глазах у всего эскадрона. Оксана была героиней дня.
- Не могу! - жаловался впоследствии Трофим Салазкину. - Во взвод буду проситься. Слово не вымолви, не ругнись - старшина арестом грозится...
Оксана накладывает из бака гречневую кашу и с усмешкой поглядывает на сумрачного Трофима. На кухне теперь если и не мир, то чистота и порядок.
- Ксаночка, сыпни с походцем! - весело кричали бойцы.
- С походцем - будешь исты с прихлебцем! Следующий! - выкрикивает Оксана.
В стороне терпеливо ждут очереди Салазкин и Воробьев. Они умышленно приходят попозже других. Каждому из них хочется перекинуться с Оксаной словечком без докучных свидетелей. Но дела у них идут плохо. Их мало-мальский успех у Оксаны разом уничтожился с появлением Захара Торбы. Казачина поражал Оксану своим аппетитом, огромным ростом, непомерно большими руками, мохнатой кубанкой, мастерством петь песни и умением рассказывать. Она слушала Торбу с замирающим сердцем и, не спуская с него глаз, порой тихо смеялась, показывая белые зубы.
Мало того, числясь временно помощником старшины, Захар почти каждый день подкатывал к кухне на паре серых коней. Оксана садилась рядом с ним в бричку, и они ехали на склад получать продукты.
Торба брал вожжи. Красивые, откормленные кони рвались с места широкой рысью. Салазкин и Яша, терзаясь муками ревности, смотрели, как Оксана, побаиваясь быстрой езды, невольно жалась к Захару.
- Салазкин, - мрачно говорил Яша, - ты бы хоть придумал что-нибудь.
- Да я...
Но договорить не дал Торба. Он легонько оттолкнул Яшу и подставил полведерную посудину.
- Подсыпь трошки.
- Два? - спросила Оксана.
- Можно три...
У Салазкина, следившего за улыбающимся лицом Оксаны, ложка с кашей остановилась перед самым ртом...
...В ночном лесу - тишина. Только слышно фырканье коней, жующих сено. Иногда беспокойный сосед хватит зубами другого. От резкого конского визга вздрагивает дневальный, раздается его сердитый голос, и - снова тишина...
Можно ли подумать, что в этом пятикилометровом лесном квадрате расположено такое огромное количество людей и техники?
Чего ждут они?..
"Осторожно с огнем. Эй!" - слышится властный, требовательный голос дежурного. "Огонь убрать! Кто курит?", "Осторожно с огнем!" - передается приглушенный шепот.
Где-то в ночи горячо кипит жизнь. Стучат моторы. Яркими полосами вспыхивают фары, мгновенно гаснут. Каски, штыки, хоботы орудий, ящики мелькнут в кузовах машин и исчезнут. Прожорливая война требует пищи: огня, металла, консервов, сухарей, леса и ткани, спичек и махорки.
...Августовская ночь. В небе висит красноватый осколок луны. А когда гаснут мощные лучи прожекторов, вспыхивают холодные звезды.
ГЛАВА 8
Кавалерийские полки выстроились на опушке леса. Ждут смотра.
- По-о-о-олк, сми-ирр-но-оооо! - протяжно поет майор Осипов. Равнение на средину, товарищи командиры!
С визгом вылетает из ножен кривой кавказский клинок и, блеснув на солнце, серебряной свечой ложится на плечо. Круто выгибая красивую голову, Легенда мерным галопом легко несет майора навстречу Доватору. От ветра полы бурок развеваются, как черные крылья, словно два могучих орла летят друг к другу.
Осипов выносит клинок перед собой и ставит лезвием влево.
Доватор слегка клонит туловище назад, осаживает коня. Сокол делает малую дыбку и замирает на месте.
Легенда танцует, будто в цирке. Отдав рапорт, Осипов четко и ловко опускает клинок к правому стремени.
В торжественном молчании замерли эскадроны. У каждого конника трепещет сердце, загорается огнем, гордой воинской страстью.
- Здравствуйте, товарищи казаки! - Доватор отделяется от группы сопровождающих его командиров, выезжает вперед и поднимает руку.
- Здра...!!! - рванулось в воздухе громкое, отчетливое, мощное тысячеголосое приветствие. От слитного гула голосов надломилось строевое спокойствие коней, по звону стремян, по колыханию длинных рядов ясно ощутилось, как они встревоженно переступали с ноги на ногу.
Над опушкой зеленеющего леса поднимается черная туча галок. Они кружатся над головами с беспокойным криком и исчезают за темной полосой перелеска.
Каждый вьюк, каждый пулемет, каждую винтовку командир кавгруппы проверяет лично.
Лицо его то озаряется улыбкой, то сурово хмурится. Ничто не может ускользнуть от его проницательного глаза.
- Котелки убрать в вещевые мешки. Сверху привязывать нельзя. В лесу зацепить веткой - шум, звон. Вдруг придется ехать у немцев под носом? Стремена, колечки обмотать тряпками... Сколько у тебя патронов? спрашивает он у молодого кубанца.