Буслов, словно чувствуя, что за ним кто-то наблюдает, встал с пенька и углубился в лес. Шел он медленно, тяжело, не замечая окружавших его березок, лапчатых елей, высоких мачтовых сосен и прыгающих с ветки на ветку белок. Не верилось ему, что его командира, товарища и друга сегодня зароют в холодную землю и уже не споет он больше задушевную песню про широкую русскую степь...
Впереди, в молодом ельнике, беспокойно застрекотала сорока. Буслов поднял голову. Птица кружилась над верхушками деревьев, садилась на ветки, снова взлетала. Буслов остановился и посмотрел вперед. Над молодым ельником вился едва заметный дымок. Буслов осторожно раздвинул кусты. Под елкой, у ярко горевшего костра, сидел мальчик лет десяти, в каске, в телогрейке с подвернутыми рукавами, и что-то варил в консервной банке. В сторонке была привязана маленькая вислопузая кобыленка с репьями в хвосте. На спине у нее вместо седла было прикреплено веревкой какое-то пестрое рядно. У дерева стоял дробовик с надтреснутой ложей и с заплатками на стволе. У костра лежали горбушка ржаного хлеба, картофель, несколько головок лука. Увидев Буслова, мальчик молча взял в руки ружье, положил его поперек колен, потом подбросил в костер несколько сухих ореховых веточек и, наклонившись, начал старательно дуть на костер. Буслов, подойдя к костру, спросил:
- Ты что тут делаешь?
- В лагере я, - буркнул мальчик.
- В каком лагере?
- В партизанском - не знаешь, в каком?
- А где же твои партизаны?
- Я сам.
- Са-ам? - протянул Буслов, пряча добродушную улыбку. - А где же командир отряда и кто он?
- Петр Иванович Кочетков, вот кто.
- Что это за Петр Иванович? Как бы его увидеть?
- Я - Петр Иванович Кочетков.
- Ага! - Буслов подсел к костру, взял головешку и, раскуривая трубочку, спросил: - Войско-то у вас большое, Петр Иванович? Или это военная тайна?
- Пока я один! - Петя вытер кончик носа ладонью и оставил на щеке заметный след золы и сажи. Потом он уверенно добавил: - Наберем! В армию просился, да кавалерийский полковник в партизаны поступить велел и подюжей немцев бить. "Ты, - говорит, - Петр Иванович, все тут знаешь, ты человек партийный, и с немцами тебе жить нельзя".
- А вы, Петр Иванович, партийный? - спросил Буслов.
- Пионер, - гордо ответил Петя и вытащил из кармана кумачовый галстук. - А вы из кавалеристов, да? - Петя заблестевшими глазами смотрел на Буслова и, главное, на его наган, висевший у пояса.
- Ружье как? - кивая на берданку, спросил Буслов.
- Отцовское ружье. Тетеревушек бьет с одного раза, - ответил Петя, не спуская глаз с бусловского нагана.
- Патронов много к ружью-то?
- Три штуки есть!
- Маловато. - Буслов покачал головой. - А где отец у тебя?
- В Красной Армии. Первый ушел! - Петя тоненькой палочкой попробовал варившуюся в банке картошку, проткнул кожуру и вытащил одну картофелину. Убедившись, что она поспела, обжигая пальцы, разломил ее на две части и большую протянул Буслову: - Поешь, дядя.
Буслов взял картофелину и стал молча чистить ее...
Торба вместе с охапкой дров принес в лагерь два гриба.
- Это ж боровики, цари грибные! Фунт таких грибов заменяет полфунта мяса! - обрадовался Яша.
- Павлюк, дерни его за ухо, щоб не брехав, - проговорил Торба.
- Это я брешу? - воскликнул Яша. - Да из них можно такое варево состряпать - котелок наизнанку вывернешь!
- Верно, - поддержал его Павлюк. - Ну, ладно, хлопчики! Сейчас такой обед закатим: печеная картошка - раз, вареная - два, тушеная с концентратами - три! Жрать так хочется, прямо хоть коню ухо грызи!
Он не видел, как сзади подошли Доватор и Карпенков.
- Вы что, товарищи, костер готовитесь разжигать? - спросил Доватор.
- Так точно, товарищ полковник! - вытянувшись, ответил Торба. Картошки хотим сварить и подсушиться малость.
- Ведь запрещено жечь костры, вы разве не знаете?
- Да это ж ночью, товарищ полковник, а мы зараз...
- И сейчас опасно разжигать костры, - ответил Доватор и, заметив в ельнике дымок, сердито спросил: - А там кто? Бомбежки хочет?
Приказав еще раз строго предупредить людей, что костры жечь запрещается, Лев Михайлович прошел в ельник, где лениво курился синеватый дымок.
Буслов и Петя давно уже покончили с картошкой и теперь, сидя рядышком, занимались сборкой нагана.
- Это спусковой крючок называется, это барабан, - учил Буслов Петю.
Кобыленка мотала головой и рвала ветки. Увлеченный наганом, Петя с досадой покрикивал на свою лошадь:
- У, отчаянная! Не можешь смирно постоять!..
- Ее попасти надо или травы нарвать. Коня беречь надо, Кочеток, ласково говорил Буслов.
Доватор минуты две наблюдал за ними, наконец, не выдержав, шутливо сказал:
- Мы с партизанами связь не можем установить, а они, оказывается, под боком... Вот только костер надо потушить, а то немецкие разведчики летают.
Буслов смутился. Козырнув, он начал затаптывать костер.
- А вы откуда взялись, молодой человек? - спросил Доватор, поглядывая на Петю.
- Командир партизанского отряда Петр Иванович Кочетков, - добродушно улыбаясь, ответил Буслов.
- Петр Иванович? Да ведь мы с ним знакомы! - проговорил Лев Михайлович. - Как вы здесь очутились, Петр Иванович?
Буслов коротко рассказал Доватору историю Пети. Оказалось, что совет полковника идти в партизаны Петя принял как боевой приказ. Поймал каким-то чудом уцелевшую в деревне лошадку, захватил необходимое "снаряжение" и отправился вслед за ушедшей конницей. Километров сорок он ехал позади всех, из боязни, что его вернут обратно. Так он и прибыл благополучно в леса Духовщины, расположился лагерем по соседству с кавалеристами с твердым намерением следовать за ними или разыскать какой-нибудь партизанский отряд. Буслов попросил у Доватора разрешения оставить Петю в эскадроне.
- Как же не взять командира бесстрашных партизан! - улыбаясь, сказал Лев Михайлович. - Вот только конь у него уж очень пузатый... Да и хвост надо от репьев очистить. Ты, Буслов, седло подбери и в общем возьми его на свое попечение. А ружье, Петя, ты не бросай, береги - мы его после войны в музей сдадим...
Оксана Гончарова была направлена в разведку для связи с партизанским отрядом.
...Лунная осенняя ночь. Под ногами шуршали опавшие листья, потрескивали в тишине сухие ветки. В лесу - полное безмолвие, если не считать постоянной ночной трескотни немецких пулеметов и отдаленного грохота пушек.
Лес кончился. Перед Оксаной лежала широкая, освещенная луной поляна. Оксана вышла из кустов. Неожиданно все осветилось ярким зеленоватым светом. Ракеты, шипя, взлетали в воздух и лопались с треском прямо над головой. "Хальт, рус!" Немцы набросились на Оксану, схватили ее. На опушке леса была устроена засада. При обыске у Оксаны нашли компас, а этого было больше чем достаточно, чтобы расстрелять девушку. Через час она была доставлена в немецкий штаб.
После двухчасового допроса Густав Штрумф устал, обессилел от злобы, но ничего не добился от девушки.
- Когда моя жена приехала занимать квартиру, вы сидели с Екатериной Авериной и пили молоко. Так?
- Не помню, - коротко отвечала Оксана и упрямо смотрела себе под ноги.
- Но я знаю! - в бешенстве кричал полковник.
Даже часовой у двери вздрагивал от этого крика.
- Кто зажигал дом, говори?
- Не знаю.
- Ты куда шла?
- Домой.
- А где твой дом?
- Везде.
- Хорошо. Скажи мне одно слово, - с каким-то жутким спокойствием продолжал полковник, - и я отпущу тебя. Дом зажгла Екатерина Аверина, чтоб уничтожить мою жену. Так? Да или нет? Скажи - да. Забирай пропуск и уходи. - Полковник впился в Оксану острым взглядом, ждал ответа.
Оксана отрицательно покачала головой.
Полковник вскочил, замычал, поднял над головой кулаки...
Спустя час, выходя из подвала, он встретился с отцом. Генерал Штрумф оглядел сына с ног до головы, словно видел его в первый раз. Взглянул на руки Густава и поморщился: они были в крови.