Глава 6
С первых же дней декабря начал лютовать мороз. Стояла напряженная, грозная тишина. Гитлеровцы даже прекратили свою обычную безалаберную стрельбу.
Вдруг буйный грохот гвардейских минометов взметнул яркое пламя. Над верхушками освещенных деревьев со свистом горячего ветра ураганно пронеслись огненные метеориты. Следом мощным раскатом ударили пушки.
На широкой просеке дрогнули беспорядочно наваленные кучи молодого ельника, обнажая темные корпуса замаскированных танковых башен. Танкисты, гремя ключами, поспешно заводили моторы. Лес ожил могучим рокотом.
Командир бригады подполковник Иртышев обошел танковую колонну и отдал последние приказания. В это время с конца просеки послышался неясный шум. Иртышев обернулся. От леса отделились черные тени. Подполковник различил группу всадников. Передний, в широкой бурке, низко пригнувшись к луке, шел забористой чеканной рысью.
— Здравствуйте, танкисты!
Молодой конь Казбек, гордо вскидывая голову, перекатывая в зубах трензеля, жарко дышал горячими ноздрями. Доватор, ловко спрыгнув с седла, бросил повод подскочившему Сергею. Взбодренные скачкой и орудийными залпами, кони храпят и не стоят на месте. Даже смирнейший Чалый упрямо дергает повод, выкидывает передними ногами лихой перескок и никак не дает Филиппу Афанасьевичу сорвать с усов приставшие льдинки.
— Танковая бригада вышла на исходное положение и приготовилась к атаке, — доложил комбриг Иртышев.
— Добре, вижу, все в порядке. Как настроение людей? — Доватор отвел Иртышева в сторону. Ему хотелось сказать подполковнику перед боем хорошее, теплое слово.
— Отличное, товарищ генерал. Людям не терпится. Хотят настоящего дела.
— Пришла пора, пришла! — горячо подхватил Доватор. — Объявите народу, что наши войска ведут наступление на Клин и Волоколамск. Сегодня ночью фашистов вышвырнули из Рогачева, Солнечногорска и Яхромы. Еще скажите, что на этой можайской земле сто двадцать девять дет тому назад русские люди в Бородинском сражении разгромили армию Наполеона. Напомните им, что на постаменте памятника Кутузову начертаны великие слова: «Стойте, как часовые. Позади Москва…» И добавьте: «Грязные руки фашистов прочь от Москвы!»
Мягкий свет луны освещал суровое лицо Доватора.
К рассвету советская артиллерия умолкла. Лес загудел скрежетом стальных гусениц, и земля дрогнула от мощного передвижения танков и артиллерии. В морозной хмари раннего утра вслед за танками стремительно прошла в прорыв кавалерия. Пар валил от разгоряченных конских крупов. Мороз цепко схватывал лошадиную шерсть, украшал мускулистые груди коней инеем. Всадники в белых полушубках, с поседевшими от инея бровями, грозно сверкая клинками, шли в новый глубокий рейд.
Полки конной гвардии с полным комплектом грозных тачанок и артиллерийских батарей, а также и танковую бригаду повел в тыл врага генерал Доватор.
13 декабря в районе Улитино — Рязань эта мощная лавина, разорвав стыки 78-й и 87-й немецких дивизий, сметая на пути вражеские гарнизоны, двинулась на запад.
Командир немецкого армейского корпуса генерал Гютнер в это утро находился в штабе 78-й пехотной дивизии. Самоуверенный пруссак, он не верил в поражение германской армии. Успех красных он считал временным, случайным, относя его за счет крепкого русского мороза, к которому не привыкли немецкие солдаты.
— Скоро мы получим теплое обмундирование — и положение изменится, успокаивал он командира дивизии полковника Готцендорфа.
— Однако русские подтягивают свежие танковые части. Я имею точные данные разведки, — возразил тот.
— У большевиков нет больших танковых резервов. Армия Говорова имеет всего-навсего три танковых бригады. — Гютнер скептически пожал плечами.
Однако едва первый залп «катюш» расколол утреннюю тишину, генерал срочно покинул командный пункт дивизии и отбыл в штаб корпуса.
Полковник Готцендорф стоял у окна тускло освещенного каменного подвала, служившего одновременно командным пунктом и убежищем. Молодой белокурый адъютант напряженно вслушивался, прижав к уху телефонную трубку, и часто поднимал на полковника большие встревоженные глаза. От непрерывных тяжелых разрывов стены подвала дрожали и качались. Лейтенант тоскующе вздыхал и кусал бледные губы.
Мрачное спокойствие командира дивизии, неподвижно глядевшего в окно, производило на адъютанта гнетущее впечатление. Но полковник Готцендорф, загнавший свои батальоны в подземные укрытия, был относительно спокоен. Залпы «катюш» разрушали здания, сжигали деревянные постройки, подвалы же оставались невредимыми. Готцендорф, знавший на память всю военную историю, отыскивал в своей голове наихудшие случаи проигранных сражений и пришел к убеждению, что положение его полков далеко не безнадежное.