Став уже взрослым, с офицерскими погонами на плечах, Михаил Дроздовский не без улыбки говорил о том, что его колыбельной в детстве был порой не «серенький волчок, который схватит за бочок», а солдатская песня «севастопольской страды». И вспоминал про своих отставных Ивановичей, которые для любимого отца были больше чем просто живое напоминание о Крымской войне. Они так и остались для Дроздовского-старшего до самой его кончины «братцами».
Рассказы рязанцев из Черниговского пехотного полка были незатейливыми. Все про Крымскую войну, про жизнь полковую, про жизнь деревенскую, откуда их «выдернул» на войну внеочередной рекрутский набор. То есть про обыденную судьбу солдата эпохи императора Николая I, которая в сладость мало кому из них была.
Увечные воины, вспоминая младших братьев, которых не видели с тех пор, как в сермяках и лаптях, поклонившись отчему дому и родным, переносили свою любовь и заботу на смышленого генеральского сына. Да и к тому же он стал для них самым внимательным и благодарным слушателем.
Дроздовский-младший обычно первым начинал беседы в солдатской комнате за столом, на котором пыхтел начищенный до блеска самовар. Его приход к Ивановичам доставлял тем немалое удовольствие: было кому послушать об их жизни солдатской, о Севастополе и боевых делах, за которые они удостоились «Егориев». О том, как защищали Севастополь, унтер-офицеры сверхсрочной службы могли говорить долго, не боясь повториться.
— Иванович, расскажи, будь добр, про моего отца в Севастополе. Ты же рядом с ним тогда был?
— Конечно, рядом, как и Михаил. В одном полку были, в Черниговском. До конца осады.
— Расскажи про штурм, когда отца ядром контузило.
— Изволь, расскажу. Решили англичане наш бастион обойти, поскольку взять его штурмом не могли. А мы, черниговцы, тут как тут, в окопах сидели. Батюшка ваш, как увидел атаку ворогов, саблю — вон, а нам скричал: братцы, айда в штыки. Мы и побежали по каменьям вперед.
— Ты, Иванович, не тяни, рассказывай, как дальше дело шло.
— Дело-то шло известное. Англичанин штыкового боя не принял, от нас стал пятиться в свои окопы. А мы не отстаем, все хотим его штыком достать и погнать за его же окопы.
— А когда их пушки стрелять стали по вам?
— Когда аглицкая пехота в окопах укрылась, а мы как на ладони остались перед ними. Тогда их батарея и ударила по нашей роте. Мы по приказу отходить стали за бастион, в укрытие.
— Тогда батюшку и контузило?
— Тогда, Миша. Ядро было на излете, иначе бы нашего поручика увечным сделало. А так только изрядно помяло. Но Бог дал, отлежался за неделю в полковом лазарете. И в роту вернулся.
— А ты за что свой крест получил? Расскажи еще разок.
— Чего не рассказать — расскажу. Французы англичанам подсоблять стали. Что ни ночь, как кроты землю рыть стали, подбираться, значит, к бастиону, который наш полк стерег. Вот мы и ходили на них то днем, то ночью в штыки. Выбьем из окопов, самих побьем, кирки да лопаты ихние к себе утащим.
— Зачем тащить, ведь это же не трофеи, как штуцера их?
— Еще какие трофеи, Миша. Им после этого день-другой крымскую землю долбить было нечем.
— Почему, скажи, французы с англичанами так долго за Севастополь бились? Ведь были же с ними еще и турки с сардинцами из Италии.
— Много их было, то правда. А Севастополь они штурмами так и взяли, все в нашего брата, русского солдата с матросом, упирались. Мы сами оставили Корабельную сторону с Городской, ушли по мосту через бухту на Северную сторону. Там снова на позицию заступили.
— Обидно было, что им окопы оставили?
— Еще как обидно, Миша. Но оставил окопы на Черниговский полк по приказу-то. Иначе и быть не могло.
— Отец мой что вам говорил в роте, когда уходили?
— Доброе слово солдатам сказал, что, мол, братцы, вы свою присягу перед государем, Богом и Отечеством с честью исполнили. И не ваша вина, что Севастополь супостату достается…
Эти рассказы бывалых солдат, знавших отца с первого года Крымской войны, мальчику давали не меньше впечатлений, чем рассказы Дроздовского-старшего о службе воинской, о защите Севастополя. Отец гордился тем, что воевать ему довелось при защите морской крепости под знаменами генерал-лейтенанта Степана Александровича Хрулева, состоявшего при артиллерии.
— Миша, рассказать тебе о генерале Хрулеве, моем севастопольском начальнике?
— Расскажи, папа.
— Про то, как мы Севастополь держали стойко, тебе известно, сын мой.