За обедом я поделился с Гошей новостями про ружье и поставил в известность, что скоро в Америке появится виагра, на что надо некоторое количество денег…
— То есть это он разработал сам, без твоих подсказок и даже задания? — заинтересовался ружьем Гоша. — Тогда тебе надо дать орден.
— Мне-то за что, учитывая что нафиг он мне нужен, потомственное дворянство и так есть, — пожал плечами я, — тем более, что я в силу своей замшелости и старорежимности никак не могу принять ваших смелых новаций, согласно которым за орден надо платить из своего кармана. Лучше уж Федорову побрякушку организуй, действительно есть за что.
— Федорову — само собой, а все же жаль, что ты начисто лишен романтической жилки. Я просто хотел сказать, что тут ты оказался прав, а я — нет, и теперь мы имеем не только пулемет, но и завод с полноценным главным конструктором и инженерными кадрами, способными к самостоятельной работе.
— Постой, это ты про что… а, это когда ты два года назад предлагал не маяться и, просто стащив у нас чертежи автомата и пулемета, тупо наладить тут их выпуск? Ну и злопамятное же ты существо, я уж и забыл давно про этот эпизодик! Так что вместо ордена выделяй-ка ты средства на повышение потенции в Соединенных Штатах. И заодно посмотри, нет ли среди банкиров, которые кредитуют или будут кредитовать Японию, нуждающихся в сексопатологической помощи лиц?
— Посмотрю, а ты думаешь…
— Вот именно так и думаю. Представь себе, покупает этот банкир виагру, личная жизнь налаживается, а тут вместо очередной упаковки наш агент приносит одну-единственную таблетку и горестно сообщает, что японцы повадились шумно воевать в Чемульпо, моллюск попрятался и не клюет совершенно… так что берите последнюю, она хоть и одна, зато по учетверенной цене! Вряд ли это радикально повлияет, но даже если кредитные условия станут хоть чуть жестче, и то хлеб. Да и газетная кампания в защиту бедных обитателей моря от распоясавшейся японской военщины тоже не прибавит супостату оптимизма.
— И откуда в тебе столько коварства взялось, неужели пребывание в нашем мире так на тебя повлияло?
— Э, ты бы покрутился лет десять в советском оборонном НИИ времен позднего Брежнева, там народ с такой фантазией друг друга подсиживал, что здешние разведки, узнай они подробности, удавились бы от зависти… А что это у тебя за инициатива с перевооружением лейб-гвардии, кстати?
— Так ведь и бригада, и казачий отряд вооружены полностью, завод продолжает работать, вот я и решил начать с лучших частей…
— Думаешь, им имеющегося недостаточно? — хмыкнул я. — Довелось мне недавно почитать правила приема новых офицеров в эту самую лейб-гвардию, охренительный документ! Полная и безоговорочная победа человеческого разума над здравым смыслом. Там и про хорошие манеры за столом и вне его, и про безупречность в картежных вопросах, и про то, что кандидат должен понравиться офицерским женам! А уж экзамен — это просто песня без слов. Выжрал жбан побольше и не упал после этого на четвереньки — значит, годен в гвардию… Профессиональные качества там не упоминаются вообще. Нефиг, новое оружие только отвлечет красу и гордость русского офицерства от его высокоинтеллектуальных занятий. Элитные части надо создавать с нуля…
Вечером, как и обещал, я заявился к Федорову. Тот уже нарисовал эскиз своей пушки с прикладом и сошками, и мы сразу сели обсуждать амортизатор. Через полчаса оба с сожалением согласились, что газомасляный нашему производству не потянуть, придется ставить обычную гидравлику двойного действия и пружины переменного шага. После чего я предложил Владимиру Григорьевичу отвлечься от сиюминутного и подумать о далекой перспективе.
— Согласитесь, что винтовочный патрон для среднего солдата совершенно избыточен, — пояснил я. — Кому нужна прицельная дальность в два километра, когда и на шестьсот-то метров мало кто может уверенно попасть в ростовую мишень! А будущее ведь не за магазинными, а за самозарядными винтовками, тут избыточная мощность патрона вызовет ненужное усложнение и утяжеление конструкции. Так что я предлагаю подумать о патроне побольше пистолетного, но поменьше винтовочного, назовем его промежуточным. Мне он представляется размерностью где-то 6,5х40, но и вы подумайте, может, вам покажутся оптимальными немного другие цифры. Разумеется, этот патрон должен быть без ранта.
— Мечта оружейника, — хмыкнул Федоров, — под такой патрон делать автоматическое оружие, это будет одно удовольствие. Но что делать с имеющимися запасами и с производствами, ведь они в существующем виде безрантовый патрон просто не потянут?
— С запасами просто, их сожрет война, еще и не хватит. Производства придется модернизировать, тут никуда не денешься, но возникает вопрос, пути решения которого нужно искать уже сейчас. Каким будет винтовочный патрон? Сейчас еще можно как-то выбирать тип, но лет через десять-пятнадцать это будет такой геморрой, что никто на это не пойдет. Поэтому думать надо с перспективой лет на пятьдесят, если не больше… Можно, конечно, оставить имеющийся, благо он дешевый, но это значит, что наши пулеметы всегда будут чуть сложнее и тяжелее, чем могли бы быть, да и мощность его все-таки немного маловата для пулемета. Можно просто купить лицензию на маузеровский 7,92х57 вместе оборудованием для производства на первых порах. А можно разработать что-то свое…
— Ох, — покачал головой Федоров, — вы представьте себе переходный период. На вооружении стоят мосинки под русский патрон и пулеметы под него же, автоматы под маузеровский пистолетный патрон и пулеметы под маузеровский винтовочный, да еще самозарядки под промежуточный… Это же какая путаница начнется! А не дай Бог война…
И без всякого переходного периода будет тот еще бардак, подумал я. В первую мировую винтовки закупали аж в Аргентине и Японии, каждая, естественно, была под свой патрон, пулеметы тоже со всего мира по нитке собирали. Вряд ли у нас хуже того безобразия получится, хотя, конечно, не следует преуменьшать возможностей человеческого разума…
— А что делать? — сказал я вслух. — Как только мы начнем хоть что-то менять, обязательно начнется путаница. Но если не начнем, то так и останется Россия на сто с лишним лет при этом допотопном патроне.
По лицу Федорова было видно, что мой пассаж про сто лет он счел художественным украшением речи, а ведь зря это он, я же не преувеличиваю вот ни на столечко…
— И вот еще про какое новшество я бы вам советовал пораскинуть мозгами, — вспомнил я, — шнековый магазин.
— Простите? — не понял Федоров.
— Шнек, он же архимедов винт, — пояснил я. — И емкость больше, и ничего из оружия не торчит в разные стороны. Вы последнюю гомосековскую новинку видели — мясорубку? Ну, это вы зря. Значит, я распоряжусь, чтобы вам завтра с утра доставили пару штук, одну по прямому назначению, а другую как источник вдохновения по этому самому шнековому магазину.
Глава 20
— Вот твои сметы, — пододвинуло мне тощую папочку высочество, — все подписаны. На твой счет положено еще полмиллиона, это на текущие внеплановые расходы, а то у нас с Машей начинается страдная пора и мне просто некогда будет с каждой твоей мелкой бумажкой разбираться. Начались, понимаешь, финансовые шевеления по поводу грядущей войны. Только у меня к тебе пара вопросов… ага, вот она. Донос тут на тебя пришел, что ты волевым решением лишил эшелон с проволокой для Дальнего Востока двух третей охраны. Читать будешь?
— Зачем? Чай, не «Понедельник», по сто раз его перечитывать. А копии этого крика души мне еще три дня назад принесли, в двух экземплярах. Уже расследовали, автор просто дурак. Ты-то хоть на тонкости обратил внимание?
— Охрана уменьшена, но количество пулеметов увеличено, все сосредоточено в одном броневагоне, в состав поезда введен наш малый тепловоз, — перечислил Гоша. — Приманка?
— А как же. Должны же хунгузы наконец наш поезд разграбить, а то под каким предлогом туда твой отряд перегонять? В этом поезде, кроме проволоки, которой, кстати, там почти и нет, едет твой личный мебельный сервиз, то есть тьфу, гарнитур.