25– го числа января выступили мы перед рассветом, чтобы, прежде нежели начнет неприятель преследование, успеть пройти соединение дорог, по коим отходили арьергард и отряд генерала Барклая де Толли, что и удалось по желанию. От соединения дорог арьергард князя Багратиона следовал на местечко Ландсберг (для присоединения к армии) проселочною и малобитою дорогой, а туда же, не на большой дороге, чрез деревню Гоф, отправился отряд Барклая де Толли…
…Против него соединились оба маршала (Даву и Судет) с силами пять раз превосходными.
Неустрашимый генерал Барклай де Толли, презирая опасность, всюду находился сам, но сие сражение не приносит чести его распорядительности, и, конечно, немудрено было сделать что-нибудь лучшего.
…Главнокомандующий рассудил за благо оставить занимаемую (при Ландсберге) позицию по причине важных весьма в ней недостатков.
Арьергард князя Багратиона в прежнем числе войск оставлен пред входом в Ландсберг. Через час после рассвета арьергард прошел Ландсберг, расположился в ближайшей к нему позиции, в местечке оставлен сильный отряд пехоты и у ворот несколько орудий. Спустя довольно долгое время, в больших силах неприятель приблизился к местечку и, отвлекая внимание канонадою, двинул гораздо большие силы на правый наш фланг. Обратившись против оных и способствуемы местоположением, долго дрались мы упорно, наконец быстро перешли мы поле, отделявшее нас от леса. Вслед за нашею пехотой неприятель взошел в Ландсберг, и его армия в глазах наших стала собираться на прежней нашей позиции. Видно было, что в сей (день?) не с одним неприятельским авангардом предстояло нам дело, но, к счастию нашему, пространство между Ландсбергом и Прейсиш-Эйлау по большей части покрыто все лесом. Князь Багратион отпустил назад всю кавалерию и часть артиллерии, дабы свободнее было в движениях. Все егерские полки, соединенные в местечке (были в действии), линейная пехота составляла подкрепление. До 11 часов утра дрались мы с умеренною потерей. Неподалеку нашедши разбросанные бочки с вином, которые идущие при армии маркитант оставляли для облегчения своих повозок, спасая более дорогой товар, невозможно было удержать людей, которых усталость и довольно сильный холод наиболее располагали к вину, и в самое короткое время четыре из егерских полков до того сделались пьяными, что не было средств соблюсти ни малейшего порядка… и мы теряли их убитыми и пленными[21].
Приближаясь к местечку Прейсиш-Эйлау, арьергард вышел на открытое место, и ему показана позиция, которая заслоняла собою местечко, позади которого на обширной равнине армия наша устраивалась в боевой порядок. В подкрепление арьергарду присланы несколько полков от 8-й дивизии и полки конницы. Мы расположились по обеим сторонам дороги, обсаженной деревьями. Двадцатью четырьмя орудиями занял я хребет довольно крутых возвышенностей на левом фланге. К подошве оных простиралась долина, по коей должен был проходить неприятель, стрелки наши лежали по ней совершенно скрытые. На правом фланге была часть кавалерии, большая часть оной поставлена позади. Неприятель, устроив на противоположной стороне батареи, открыл сильную канонаду, на которую ответствовало изредка, по разности калибров, ибо не имел я ни одного батарейного орудия. Во многих пунктах спустились с высоты неприятельские колонны, но действием более сорока орудий остановлены; некоторые с приметною потерей обращены картечью. Около двух часов имели мы выгоды на нашей стороне, наконец двинулся неприятель большими силами; идущие впереди три колонны направлены: одна по большой дороге, где у нас мало было пехоты, другая – против Псковского и Софийского мушкетерских полков, и третья – против моей батареи из 24 орудий.
Шедшая по большой дороге проходила с удобностью и угрожала взять в тыл твердевший пункт нашей позиции. Прочие медленно приближались по причине глубокого снега, лежащего на равнине, и долго были под картечными выстрелами. Однако же дошла одна, хотя весьма расстроенная, и легла от штыков Псковского и Софийского полков; другая положила тела свои недалеко от фронта моей батареи. Полковник Дехтерев, с Санкт-Петербургским драгунским полком, пошел против колонны, следовавшей по большой дороге, которая, дабы отнять выгоду скорости движения по битой дороге, стала сходить в сторону, на глубокий снег. Торопливость была причиною расстройства; полк им воспользовался и, испытав слабый ружейный огонь, имел наградою за смелое предприятие одного орла и пятьсот пленных. Столько же, по крайней мере, убито, в числе их генерал, начальствовавший колонною. Мне не случалось видеть столько решительной кавалерийской атаки; не менее удивлен я был, видевши, как полк, не расстроившись, быстро спустился с крутой, покрытой снегом, высоты, с которой несколько раз до того съезжал я с осторожностью. Не долго пользовались мы приобретенными успехами, ибо неприятель атаковал гораздо в больших силах, умножились батареи, которые покровительствовали движению колонн, и мы, не в состоянии будучи противиться, получили приказание отступить и присоединиться к армии. Неприятель тотчас же явился на нашей позиции и по следам шел за нами. Удачно исполнил я приказание, – с конными орудиями прикрывал войска, пока войдут они в Прейсиш-Эйлау. Лишь только вошел я в ворота, неприятель подвел свои колонны и приступил к атаке местечка, которого оборона возложена на генерала Барклая де Толли. После переменного счастия местечко оставлено (за неприятелем), и к чувствительному урону в людях прибавлена потеря нескольких пушек.
21
25 декабря, когда Багратион за Гофом прикрывал отступление армии к Прейсиш-Эйлау, «Ермолов с конноармейскою ротою своей, находясь в передних рядах, отражал картечью атаковавшие его неприятельские колонны». (Д.)