В конце августа прибыл инспектор всей артиллерии, граф Аракчеев, осмотрел артиллерию, распределил укомплектование оной и, продолжая мне прежнее неблаговоление, приказал мне оставаться в лагере по 1-е число октября, когда всем прочим артиллерийским бригадам назначено идти по квартирам 1 сентября. К сему весьма грубым образом прибавил он, что я должен был приехать к нему в Витебск для объяснения о недостатках. Я отвечал, что неблагорасположение ко мне не должно препятствовать рассмотрению моих рапортов. Оскорбили меня подобные грубости, и я не скрывал намерения непременно оставить службу. Узнавши о сем, граф Аракчеев призвал меня к себе и, предложив дать мне отпуск, приказал приехать в Петербург, чтобы со мной лучше познакомиться.
Я поступил в 9-ю дивизию генерал-лейтенанта князя Италийского, графа Суворова-Рымникского, сына великого Суворова, и квартира моя назначена в местечке Любине на Волыни.
Вскоре получил я высочайший рескрипт на мое имя и деньги для награждения низших чинов, отличившихся храбростью. Это был первый пример подобной награды.
В то же время граф Аракчеев писал мне, что о награде ходатайствовал он, желая доказать уважение его к отличной моей службе.
Д.В. Давыдов так рассказывает от отношениях графа Аракчеева к Ермолову: «Граф Аракчеев, почитая Ермолова прежним фаворитом, преследовал его весьма долго; оставаясь в чине подполковника в продолжении 9 лет, Ермолов думал одно время перейти в инженеры, сопровождать генерала Анрепа на Ионические острова. Когда генерал Бухмейер объяснил графу его ошибку, этот последний решился вознаградить Ермолова за все прошлое. После этой войны Ермолов, невзирая на малый чин свой, удостоился получить весьма милостивый рескрипт государя, препроводившего к нему 1000 рублей для награждения нижних чинов командуемой им роты. (Весьма замечательно то, что во все время царствования императора Александра ни один почти штаб-офицер не удостаивался получать высочайших рескриптов.)»
Вот письмо Аракчеева с высочайшим рескриптом:
«Милостивый Государь, Алексей Петрович!
При оставлении, по болезни моей, командования Артиллерийским Департаментом, я почел приятным себе долгом отличить роту, вами командуемую, пред Государем Императором, испрося на имя ваше у сего препровождаемый рескрипт, не имея ничего у себя более в виду, как доказать вам, милостивому государю, то уважение, которое я всегда имел к службе вашей, а вас прося при оном случае, дабы вы остались ко мне всегда хорошим приятелем, чего желает пребывающий к вам с почтением и преданностию,
милостивый государь, покорный слуга,
граф Аракчеев.
12 декабря 1807 года».
«Господину артиллерии полковнику Ермолову.
Отличное действие в прошедшую кампанию командуемой вами конноартиллерийской роты подает мне приятный повод изъявить оной особое мое благоволение, а вместе с сим инспектор артиллерии, Граф Аракчеев, препроводит к вам тысячу рублей для награждения в роте, по вашему назначению, тех фейерверкеров и рядовых, которые по отличному своему знанию артиллерийской науки, заслуживают уважение, что самое примите в знак и к вам особого моего благоволения. В Санкт-Петербурге. Ноября 30-го дня 1807 года.
На подлинном подписано:
Александр».
В записках моих упомянуто, что П.И. Меллер-Закомельский содействовал своим отзывом перемене расположения Аракчеева к Ермолову.
В Петербург приехал я, когда граф Аракчеев из инспекторов всей артиллерии поступил в звание военного министра. Он принял меня с особенным благоволением и встретил объявлением новой награды. Государь побаловал, в знак отличия, нашивки на мундир конным артиллерийским ротам моей и князя Яшвиля[29].
Аракчеев сам представлял меня императору, и мне нетрудно было видеть, что предупредил его в мою пользу. Пробыв в Петербурге три дня, я подал графу Аракчееву записку о том, что во время ссылки моей при покойном государе Павле I многие обошли меня в чине и что потому состою я почти последним полковником по артиллерии. Я объяснил ему, что, если не получу я принадлежащего мне старшинства, я почту и то не малою выгодой, что ему, как военному министру, известно будет, что я лишен был службы не по причине неспособности к оной. Не получив ответа на поданную записку, в тот же день выехал я из Петербурга. Остановившись в Орле у моих родных, получил я известие, что я при общем производстве по артиллерии пожалован генерал-майором и назначен инспектором части конно-артиллерийских рот, с прибавлением к жалованью 2 тысяч рублей[30].
29
В записках у меня вот как описано первое свидание Ермолова с графом Аракчеевым. «Вы одеты не по форме», – встретил его военный министр. «Позвольте усомниться, ваше сиятельство», – отвечал Ермолов. Оказалось, что его бригаде за отличие пожалованы были петлицы, о которых Ермолов еще не слыхал. Аракчеев своим замечанием выражал ему свое благоволение.
30
К этому времени относится следующее замечание в записках Д.В. Давыдова: «Будучи произведен в 1808 году в генерал-майоры, Ермолов, состоя в дивизии молодого и пылкого князя Суворова, наблюдал за австрийскою Галицией и Радзивиловскою таможней; энергические действия его и строгий надзор за контрабандистами едва не навлекли ему больших неприятностей со стороны Коммерц-коллегии, но благодаря покровительству графа Аракчеева он не подвергся взысканию за то, что, по незнанию правил таможенного устава, он бескорыстно уступал все конфискованные предметы казакам, отличившимся при поимке контрабандистов; он не хотел в этом случае подражать своему предместнику Бауеру, который высылал целые эскадроны для конвоирования контрабанды. Получив вскоре после того предписание графа Аракчеева наблюдать за польскими уроженцами западных губерний, коим наше правительство не хотело дозволить вступать в слишком тесные сношения с войсками князя Понятовского, действовавшими в то время против Австрии, и будучи им уполномочен ссылать виновных, Алексей Петрович успел в этом случае сочетать разумную строгость с редким великодушием».