— Вы, как я знаю, господин генерал, свободно говорите по-немецки, — обратился он к Дмитрию Михайловичу, — полагаю, услуги переводчика нам не понадобятся, не правда ли?
— Нет, по-немецки я не говорю, — ответил Карбышев на чистом немецком языке, — я говорю по-русски.
Фашистский сановник пожал плечами и нажал кнопку. Явился офицер-переводчик.
На столе перед Раубенгеймером лежала объемистая папка. Он раскрыл ее и, полистав, начал:
— Прежде всего, господин генерал, разрешите отнять у вас несколько минут на чисто формальную процедуру. Я зачитаю данные, касающиеся вас, с тем, чтобы потом не возвращаться к этому вопросу. Итак: Карбышев Дмитрий Михайлович, профессор, доктор военных наук, генерал-лейтенант инженерных войск, родился в Омске в тысяча восемьсот восьмидесятом году. Как видите, мы информированы о вашей биографии. Но, признаюсь, мне неясен, например, вопрос о вашей партийной принадлежности. По имеющимся данным, вы никогда не были членом Коммунистической партии, но это не мешало командованию вашей армии относиться к вам с полным доверием. Такое положение, вероятно сохранилось вплоть до текущей войны? Впрочем, этот вопрос, так сказать, больше академический, чем по существу, — Раубенгеймер улыбнулся. — Ведь я отлично понимаю, генерал, что в данном случае формальная принадлежность к определенной партийной организации мало затрагивает сущность вашей идеологии и является моментом, более связанным с общественным и служебным положением, чем с убеждениями. Не правда ли? Трудно предположить, что люди нашего с вами возраста увлекались идеями…
— Ничего не могу сказать о вас, — ответил Карбышев, — но что касается меня, то в моем представлении зрелый возраст и идеи не являются понятиями, взаимно исключающими друг друга. В тридцать девятом году Коммунистическая партия большевиков оказала мне величайшее доверие и честь, приняв меня в свои ряды кандидатом партии. Мне было тогда почти шестьдесят лет. С тех пор я постарел на три года, но убеждения мои не выпадают вместе с зубами от недостатка витаминов в лагерном рационе. Моя идеология не зависит от того, какое общественное положение занимаю в данное время. Я принял на себя высокие обязательства коммуниста и не собираюсь от них отказываться.
— Ваша горячность подтверждает мою мысль, генерал, — пробовал отшутиться Раубенгеймер. — Вы просто сохранили молодой задор. Но перейдем к делу. Я уже говорил, что отношусь с уважением к вам, как к своему коллеге, который много сделал для военно-инженерного искусства. Мне больно, генерал, за вас. Намного хлопотал, чтобы увидеть вас в Берлине и иметь возможность предложить вам…
Раубенгеймер сделал паузу. Карбышев молчал.
— Вы человек науки, господин генерал, — продолжал немец, — а у нас, в Германии, люди науки в почете. Мы не можем допустить, чтобы такой крупный ученый, как вы, находился на положении военнопленного, был выключен из области умственных интересов. От имени моего командования я предлагаю, господин генерал, условия, которые позволят вам работать и в дальнейшем так, как вы привыкли работать всю жизнь.
Раубенгеймер достал из папки, лежавшей на столе перед ним, лист бумаги и начал читать заранее сформулированный текст условий, разработанных для Карбышева.
Они сводились к тому, что генерал-лейтенанту инженерных войск Дмитрию Карбышеву предлагалось освобождение из лагеря, возможность переезда на частную квартиру и полная материальная обеспеченность.
Следующие пункты условий говорили о том, что Карбышеву будет открыт доступ во все библиотеки и книгохранилища, какие ему понадобятся для работы, а также возможность знакомиться с другими материалами в интересующих его областях военно-инженерного дела, предоставление ему, в случае надобности, любого числа помощников, выполнение, по его указанию, любых опытных конструкций, устройство лаборатории и обеспечение иных мероприятий научно-испытательного характера. Затем условия предусматривали возможность самостоятельного выбора Карбышевым тем для его научных работ и возможность выезда на фронт для проверки его расчетов в полевых условиях. Правда, как предусмотрительно оговаривали немцы, это касалось любого фронта германской армии, за исключением восточного.
Заключительные пункты условий говорили о том, что результаты работ Карбышева, естественно, должны стать достоянием германских специалистов и что чины германской армии будут относиться к Карбышеву согласно его званию генерал-лейтенанта инженерных войск.
Закончив чтение, Раубенгеймер сделал многозначительную паузу и затем произнес: