Каждую новость об участии советских товарищей в польском партизанском движении генерал принимал как подарок. Точно так же он воспринял известие о крупных советских десантах, высаженных в тылу фашистской армии на территории Люблянщины. Оказалось, что Карбышев довольно хорошо осведомлен о деятельности советских партизан в Польше. Когда я спросил, как ему удалось узнать об этом, генерал улыбнулся и сказал:
— Вот это и есть третий фронт, и так должно быть!
Он уверял меня, что победа уже близка, что Польша вскоре будет свободной и независимой.
Необычайно скромный, генерал во время раздачи пищи всегда стоял в стороне, не требовал добавки и делал выговор своим, соотечественникам, когда они приносили ему какое-либо „лакомство“ — кусочек лука или пайку хлеба:
— Хочешь помочь мне, а сам останешься голодный? Ты молодой, тебе еды нужно больше, чем мне.
Получив от жены посылку, я пытался поделиться чем-нибудь с генералом. Его очень трудно было убедить в том, что у меня хватает еды. Только, когда я сказал, что посылки, получаемые польскими коммунистами, собираются коммуной в общий „котел“ и ему выделена равная часть, как и всем остальным, он согласился.
Генерал Карбышев охотно беседовал со мной, но советовал встречаться пореже.
— Не все в лагере мыслят так, как вы. В блоке немало реакционеров, врагов Советского Союза и коммунизма, — говорил он.
Опасения его имели основание».
В начале августа 1944 года Карбышев был выписан из лазарета и направлен на поле «Д», но помещен не в блок № 8, где находилась основная масса советских военнопленных, а в блок № 7. Здесь начальником был польский партизан Юзеф Поляк из Руды Катовицкого воеводства. Он сочувственно относился к советским людям, которые называли его Юп (по начальным буквам имени и фамилии).
Юп поселил генерала в своей комнате и постарался создать ему возможные удобства. В первую очередь, считаясь с его преклонным возрастом, начальник блока решил избавить генерала от непосильных тяжелых работ, назначил уборщиком, что обеспечило ему свободное передвижение по лагерю.
Так продолжалось до осени 1944 года.
Именно тогда произошел случай, изрядно напугавший самого Юпа, — об этом он рассказал в письме автору книги:
«Однажды ночью, возвращаясь с „работы“, к нам в блок зашел лагерфюрер Шварцхубер, по обыкновению пьяный. Выслушав мой рапорт, он спросил:
— Где этот сибиряк, старый русский генерал?
Разговор между Шварцхубером и генералом был резким. Карбышев сказал, что всем советским военнопленным в лагере известно заявление Советского правительства: за каждого убитого в лагере русского военнопленного немецкому командованию придется строго отвечать.
— Не мешало бы вам, герр Шварцхубер, принять это во внимание. За убийство русских военнопленных и заключенных в Освенциме вам также придется ответить по всей строгости законов международного права.
Я и писарь блока Петрушанский даже побледнели от страха. А Шварцхубер, выразив на лице гримасу недовольства, неожиданно спросил:
— А вы могли бы подтвердить, что я, оберштурмфюрер СС Шварцхубер, давал такие распоряжения преступного характера по отношению к советским военнопленным?
— Что вы, что вы! — проговорил я скороговоркой, желая отвести удар от Карбышева.
Содержание беседы оберштурмфюрера с Карбышевым очень живо обсуждалось заключенными лагеря. Мы ожидали репрессий, но их не последовало. Отношение к советским военнопленным несколько изменилось к лучшему».
Часто приходил к Карбышеву польский заключенный Давид Шмулевский, один из энергичных руководителей освенцимского подполья. Он был в рабочей команде кровельщиков, что давало ему возможность бывать во всех лагерях Освенцима и Биркенау, а также в четырех крематориях. Установив самодельный аппарат в ведре для краски, Шмулевский сумел заснять массовые зверства эсэсовцев, отравление заключенных в газовых камерах Биркенау и сожжение их трупов в печах крематориев на кострах. Эти снимки остались навеки потрясающими документами чудовищных жертв фашизма. Они выставлены в мемориальном музее Освенцима.
Когда Красная Армия, вступив на территорию Польши, погнала гитлеровские войска к границам Германии, в Освенциме заговорили о вооруженном восстании. Заключенные узнали о смелом рейде партизанского отряда Ковпака в Карпатах, о выброске там советского воздушного десанта. Это окрылило всех. Подпольщики решили посоветоваться с Карбышевым, возможно ли выбросить такой десант и в Освенциме.
Карбышев скептически отнесся к этому плану. Он предложил сосредоточить усилия на организации массовых побегов, чтобы установить более тесные контакты с партизанами, действующими в прилегающих к лагерю районах. По мнению Дмитрия Михайловича, была необходима тесная связь советского подполья с польским Сопротивлением как в концлагере, так и за его пределами.