— Ради заработка. Дала какая-то мадам, похвалила мой почерк, обещала прийти за рукописью и хорошо заплатить.
— Почему же вы, ожидая заказчицу, не переписали речь до конца?
— Потому что текст показался мне преступным. Вот и бросил переписывать. Из боязни подвергнуться из-за него ответственности.
— А что же нам не сообщили?
— Побоялся, что не поверите…
Жандармский ротмистр спокойно подтвердил:
— Угадали, не поверим…
Листая страницы книги «Исторические идеи Огюста Конта», забранной у Карбышева при обыске, ротмистр вдруг протянул ее подследственному и резким голосом спросил:
— А что это за надпись вот тут, на полях тридцать второй страницы? Если не ошибаюсь, на французском языке, не так ли?
— Да, на французском.
— Переведите.
— Извольте: «Революция будет в России в тысяча восемьсот восемьдесят девятом году».
— Кто же этот прорицатель?
— Право, не ведаю, — ответил спокойно Владимир. — Да и вам беспокоиться совершенно излишне. Конечно, революции не миновать. Но срок ее указан несбыточный… Она нагрянет не так скоро…
— А вы остроумны, молодой человек! — сквозь зубы произнес ротмистр.
Казанское губернское жандармское управление незамедлительно сообщило ректору университета «об аресте и привлечении к формальному дознанию в качестве обвиняемого в совершении преступных действий» студента Владимира Карбышева.
Ректор поспешил известить о том же попечителя Казанского учебного округа.
Попечитель, в свою очередь, донес в Петербург — министру просвещения.
Министр распорядился немедленно исключить Карбышева из числа студентов «за политическую неблагонадежность» и запретил ему «впредь до особого распоряжения» входить в здание университета.
Владимир и без того не мог войти в свою «альма матер», потому что уже не мог выйти из одиночной тюремной камеры…
Между тем жандармы догадались сличить текст письма к Баранову с рукописным текстом «Воззвания по поводу покушения на Александра III». Почерк оказался одинаковым. Автор воззвания отыскался. Не было сомнения в том, что это и есть Владимир Карбышев.
Дальнейший ход событий читатели знают. За исключением одной чисто формальной подробности: приговор, вынесенный без суда, в административном порядке был направлен на «высочайшее соизволение» и утвержден самолично государем-императором в Гатчине 25 мая 1888 года.
«Неблагонадежные»
Конец мая восемьдесят восьмого — не круглая дата для Мити. Он родился 14 октября восьмидесятого — 26 октября по новому стилю. Скоро ему восемь. Всего-навсего восемь. Возраст безмятежного детства. Пора утренняя, ранняя.
Митя делал первые робкие шаги в мир, полный первозданной прелести и чудес. Все ему было внове, удивительно и загадочно.
Мать верила в бога и водила Митю в церковь. Отец превозносил науку, считая ее всесильной: Володя вслух мечтал о победе над болезнями и продлении жизни человека. Михаил собирал коллекции растений, бабочек, хотя был кадетом и, следовательно, готовился к военной карьере. Сестры зачитывались толстыми романами и грезили о любви. Сережа, как и Митя, еще ни к чему не пристрастился. Оба присматривались к окружающему и прислушивались к разговорам взрослых.
Все шло своим чередом до ареста старшего брата. Беда с Володей заставила Митю раньше времени повзрослеть. Он узнал горечь разлуки и горе, которому ничем нельзя помочь.
Он услышал голос Володи в толпе заключенных и понял, что в тюрьме, за чугунными решетками, томятся не только воры и разбойники, но и такие щедрые на доброту люди, как его брат.
Неравенство, насилие, гнет — все эти непонятные для него слова обрели смысл. Впрочем, скорее всего восьмилетний мальчик ощущал почти физически само неравенство, и притеснение, и гнет — они причиняли ему боль и обиду. Он воображал себя на месте старшего брата и страдал за него.
— Володя искал правду и поплатился! — сказал однажды за чаем отец.
А его, Митю, учат всегда говорить правду, быть честным. Вот и он вырастет и когда-нибудь за правду поплатится…
Мать ежедневно относила узелок с передачей Володе. Иногда брала с собой Митю. Пусть не слоняется один, не томится скукой. Соседские ребята перестали с ним играть. Некоторые дразнили обидным словом «острожник». Задиры лезли в драку, норовили избить.
Осенью его не определили в гимназию, хотя он был вполне подготовлен и жадно тянулся к учебе.
Однажды, идя с мамой к тюрьме, они встретили Алевтину. Мальчик ее давно не видел и очень обрадовался. Но девушка даже не улыбнулась. Она была грустна, чем-то расстроена. Мать спросила ее об успехах Кости.