В назначенный день, рано утром, мы встретили его на правом фланге своего участка и доложили о выполненном объеме работ.
Дмитрий Михайлович приехал на одноконной пролетке, без сопровождающих. Он тщательно осматривал каждое сооружение, насколько оно пригодно и „применено“ к данной местности, огневую взаимосвязь между ним и соседними, тщательность маскировки.
Его все интересовало. Казалось, ничто не могло ускользнуть от пристального внимания этого инспектора.
В сущности, он ведь только смотрел, ничего больше.
Но я чувствовал, что смотрит знаток, обладающий большим опытом, знаниями, сознающий в полной мере ответственность за то, что пройдет через его „фильтр“, будет им одобрено или отвергнуто.
Пояснений от меня он не требовал никаких. Оценивал каждое сооружение самостоятельно. И не проронил ни слова о качестве и целесообразности общей идеи обороны узла и участка.
В том, как он вел осмотр, была также своя особенность. Он не гнушался принимать на себя роль будущего солдата или офицера в боевой обстановке. Порой делал какие-то отметки и поправки на своей карте и шел, упорно шел от одного сооружения к другому, ничего не пропуская на своем пути.
Так мы прошли большую часть моего участка обороны. На одном холме остановились передохнуть. С холма были видны многие заграждения моего и даже соседнего участка слева.
Мы находились на командном наблюдательном пункте.
Дмитрий Михайлович сел на траву, пригласил меня располагаться поудобнее рядышком и откровенно признался:
— Немного устал. Посидим и поговорим…
Я не знал, как и с чего начать разговор, молчал и боялся нарушить молчание.
Между тем Дмитрий Михайлович развернул на земле карты и стал их рассматривать. Видимо, он проверял схему нанесенных сооружений, ибо что-то на ней обводил карандашом.
— Ваш участок обороны оригинален, — начал он с неожиданной для меня похвалы. — Вы отступили от схемы оборонительного участка, предложенного саперным батальоном, конечно, не в ущерб плану обороны. Но у вас другая идея! Кто дал вам право изменить предложенную схему? Вы согласовали ее с кем-нибудь? Утвердили? Почему решились проявить своеволие и вносите многое, что не предусмотрено проектом?
Град вопросов посыпался на меня, я не знал, где найти от них укрытие.
Что я мог ответить ему, человеку, который все видел, осмотрел и еще не объявил мне своего авторитетного суда?..
— Прапорщик Головин! — настаивал Дмитрий Михайлович. — Отвечайте, защищайте свою идею, свою работу, свой труд. Откуда появилось у вас такое решение? Говорите! Работа выполнена хорошо. Идея решения на данном участке правильна. Мне очень нравится своей новизной и оригинальностью. Но что же вы молчите? Или вы непричастны ко всему сделанному?
Я очнулся как от какого-то оцепенения. Подробно рассказал, как вел работы. Идею я не выбирал, она заложена в самом слове „оборона“. Сама местность использована так, чтобы противник не смог сломить обороняющихся. Здесь неприятель должен быть измотан, обессилен и уничтожен. А для этого надо использовать все средства — и огневые, и приспособленную к обороне местность, укрепленную всеми видами фортификационных сооружений.
— А с кем все согласовано? — переспросил Дмитрий Михайлович.
— Ни с кем! Да и с кем я мог согласовать, когда местность показывала и требовала этого без совета со стороны. По-моему, каждый должен делать так, как подсказывает обстановка, нужно только понять, что эта оборона служит исходной позицией для наступления на противника.
— А где вы учились?
— Учился я в школе прапорщиков в Усть-Ижоре. Служил до школы рядовым сапером в третьем саперном батальоне. Я из крестьян. Образование среднее. В школу прапорщиков направлен за боевые заслуги, награжден Георгиевскими крестами. Вот и все, господин подполковник.
Всей беседы не припомню. Знаю только, что Дмитрий Михайлович о себе ничего не говорил. Больше толковал об инженерных сооружениях на фронте и в тылу и о том, что мало мы занимаемся инженерными сооружениями и порой недооцениваем их. Говорил резко и откровенно о фронте и нашем тыле.
— Вот вы посмотрите теперь на свой участок и соседний, который виден даже отсюда. Ваш незаметен и только заграждения местами демаскируются, а там все как на ладони. Это плохо.
Когда Д. М. Карбышев узнал, что мы сидим на наблюдательном пункте, удивился. Осмотрев КП, сказал:
— Стоит заняться вашей идеей оборонительных узлов сопротивления. Приглашу из штаба фронта представителей командования пехоты и артиллерии, пусть посмотрят и дадут свои заключения. Я помогу им понять вашу идею, и мы придем к окончательному выводу.