В это утро Домбровский был вызван на редут Н.
Заканчивая осмотр, он взглянул на часы — без четверти двенадцать. Пора было возвращаться в Париж. Нужно застать Росселя на площади Согласия. Он поднял подзорную трубу, изучая в последний раз траншеи версальцев. Он не видел, как в редут на взмыленной лошади влетел Грассе — дежурный адъютант штаба. Соскочив с седла, Грассе подбежал к Домбровскому, крича:
— Россель подал в отставку! Исси пал!
Труба дрогнула в руке Домбровского, но он не обернулся. Прошла добрая минута, пока он наконец аккуратно уложил трубу в чехол и отдал ее ординарцу.
У крепостного вала уже бурлила взволнованная толпа коммунаров:
— Измена!
— Продали Исси!
— В Париж!.. Перестрелять мерзавцев!
Домбровский обернулся и спрыгнул с насыпи. Его мгновенно окружили.
— Измена! — дерзко крикнул ему в лицо молодой канонир, размахивая запалом.
— Ну, и что же ты хочешь? — спросил Домбровский. Все увидели на его лице злое любопытство.
— В Париж! — парень снизил тон, ошеломленный тоном Домбровского.
— Дайте ему мою лошадь, а я пока останусь защищать редут, — сказал Домбровский.
Коммунары умолкли. Канонир хмуро отступил. Грассе, опустив голову, стегал хлыстом по лафету.
— Россель подал в отставку, — небрежно разъяснял Домбровский. — Ну что же, на его место назначат другого…
А у самого в это время бешено мчались мысли: «Значит, он приехал на площадь раньше срока. Может, вовсе не приезжал, решил, что после падения Исси атака бессмысленна». И вслух:
— Поднажмем — и отберем Исси. Впрочем, «мясникам» нечего радоваться, я был там позавчера — куча песка и камней. Вот, а ты хочешь покинуть форт, — повернулся он к канониру, — сеешь панику и помогаешь изменникам.
Домбровский присел на лафет. Его неторопливость и злость убедительнее слов действовали на людей, но в их молчании оставалось еще недоверие.
Тогда он притянул за рукав молодого канонира, посадил его рядом с собой.
— Как тебя звать, гражданин?
— Жан.
— Жан Ехидка, — насмешливо пояснил кто-то. Коммунары обступили пушку, на которой сидел Домбровский.
— Так вот, Жан, ты напомнил мне сказку, которую я слыхал в Швеции, — рассеянно начал Домбровский. Он посматривал на Грассе, стараясь по выражению его лица отгадать размеры катастрофы. — Сказка про то, как один крестьянин, по имени Пьеро, пахал однажды до самого вечера. Быки его устали, он тоже. Собираясь вечером домой, он положил плуг на спину осла, да еще уселся сам, и, погнав впереди быков, отправился в путь. Осел сгибался под непосильной ношей. Крестьянин наконец понял, что осел не может идти. Тогда Пьеро слез, взвалил плуг себе на плечи и снова сел на осла, говоря: «Ну, теперь ты можешь идти как следует, плуг на мне, а не на тебе».
Среди нервного смеха он сказал на ухо Жану, вспотевшему от общего внимания:
— Ты не обижайся, все мы бываем такими иногда.
А разве сам он несколько минут тому назад не растерялся? Только вовремя сдержал себя.
Он велел подать лошадь и отошел в сторону с командиром батальона, седым капитаном Нервалем. Домбровский рассказал ему о предполагаемых действиях версальцев на этом участке. Нерваль внимательно слушал, кое-что переспросил и замялся в нерешительности, одергивая свой поношенный, аккуратно заштопанный мундир.
— Ну, что еще? — спросил Домбровский.
— Генерал, нам нужны подкрепления, эти цыплята не обстреляны, не обучены. Да и их мало. Мне не продержаться с ними. Их бы отвести месяца на два в город, нашпиговать там. Что сейчас выкинули, — прямо стыдно перед вами!
— И ты, Нерваль! — покачал головой Домбровский. Он взял капитана под руку. — Я, конечно, могу попросить господина Тьера подождать месяца два, пока мы обучим наших солдат, — как ты думаешь, Нерваль? Ну вот, улыбаешься — значит, все в порядке. Наша армия должна обучаться в бою. — Он остановился, обвел рукой кругом: — Смотри, какая красота!
Стены из плотных серых мешков с землей, уложенных поверх зеленого вала, защищали редут от случайных пуль. Орудия, вытянув блестящие пальцы стволов, грозили заволоченным дымкой черным ленточкам вражеских траншей. Четкие силуэты дозорных застыли подле бойниц. Блики солнца лучились на пирамидках снарядов, на козлах из ружей.
— Вот лучшая школа для твоих птенцов, только учить их надо. А ты хочешь заставить их махать палками вместо шаспо!