Он двинулся к плато. Вверх вела узкая пыльная дорожка. Ли Меллон поднимался по ней, становясь все меньше и меньше, и вместе с ним пять наших 22-х патронов тоже становились все меньше и меньше. Теперь они виделись мне размером с недокормленных амеб. Дорожка свернула в секвойи, Ли Меллон исчез, и вместе с ним все патроны, которые были у нас на этом свете.
Не найдя себе лучшего занятия, да и вообще не найдя занятия, я сел на камень у обочины дороги и стал ждать Ли Меллона. У меня была книга — что-то про душу. Книга утверждала, что если я еще не умер, если я читаю эту книгу, и в пальцах у меня достаточно жизни, чтобы переворачивать страницы, то все будет хорошо. Я решил, что это фантастический роман.
Мимо проехали две машины. В одной сидели молодые ребята. Девчонка была симпатичная. Я представил, как они уезжают из Монтерея на целый день, а перед этим долго завтракают на автовокзале «грейхаундов». Смысла в этом было немного.
Зачем им понадобилось завтракать именно на автовокзале «грейхаундов»? Чем больше я об этом думал, тем меньше это казалось мне правдоподобным. В Монтерее куча других забегаловок. В некоторых даже лучше кормят. То что я однажды завтракал в Монтерее на автовокзале «грейхаундов», еще не значит, что все должны есть именно там.
Вторая машина оказалась «роллс-ройсом» с шофером и пожилой женщиной на заднем сиденье. Женщину насквозь пропитали меха и бриллианты, словно случайный весенний дождь вместо воды вылил на нее все это добро. Так ей повезло.
Она слегка удивилась, увидев, как я, словно суслик, сижу на камне. Потом что-то сказала шоферу, и стекло его дверцы плавно и без усилий поползло вниз.
— Сколько отсюда до Лос-Анжелеса? — спросил шофер. У него был превосходный голос.
Затем стекло ее дверцы плавно и без усилий поползло вниз, словно шея прозрачного лебедя.
— Мы опаздываем на несколько часов, — сказала она. — Но я так мечтала взглянуть на Биг Сур. Далеко ли отсюда до Лос-Анжелеса, молодой человек?
— Дорога петляет, — сказал я. — Миль двести. Придется ехать медленно, пока не доберетесь до Сан-Луис-Обиспо. Надо было сворачивать на 99-ю или на 101-ю, если торопитесь.
— Уже поздно, — сказала она. — Я им просто объясню, что так вышло. Поймут. У вас есть телефон?
— Нет, к сожалению, — сказал я. — Здесь нет даже электричества.
— Ну что ж, — сказала она, — Пусть немножко поволнуются за свою бабушку, это полезно. Десять лет они держали меня за мебель. Теперь будет повод вспомнить. Жаль, что я не сделала этого раньше.
Мне понравилось, как она произнесла слово «бабушка», потому что меньше всего на свете она походила на чью-то бабушку.
Затем она очень любезно сказала «спасибо», стекло плавно и без усилий поползло вверх, и лебеди продолжили свое движение на юг. Женщина помахала на прощанье рукой, и машина скрылась за поворотом, став чуть-чуть ближе к тем, кто дожидался ее в Лос-Анжелесе — тем, кто с каждой утекающей минутой нервничал все больше и больше. Им пойдет на пользу, если они немного за нее поволнуются.
Ну где же она? Где? Может позвонить в полицию? Нет, подождем еще пять минут.
Через пять минут раздался далекий хлопок 22-го калибра, затем второй и третий. Самое безнадежное — эти повторяющиеся выстрелы, снова, и снова, а потом тишина.
Через некоторое время Ли Меллон спустился с горы. Он шел по пыльной дорожке, потом пересек шоссе. Пистолет он нес небрежно — так, будто от него теперь было не больше пользы, чем от простой палки.
— Ну? — спросил я.
И вот был вечер, и Ли Меллон стоял рядом со мной на узкой балке.
— Скоро стемнеет, — сказал он. Он смотрел на пруд. Пруд казался зеленым и безобидным. — Был бы динамит, — сказал Ли Меллон. Потом он пошел в огород и сорвал там несколько листьев салата. Когда он возвращался, в глазах его была тоска. — Я видел в огороде кролика, — сказал он.
Собрав все свое самообладание, я прогнал слово «Алиса» сперва с языка, а потом и из головы. Мне очень хотелось сказать: «Чего же ты, Алиса, так испугалась?», но вместо этого я заставил себя смириться с тем, что от пяти наших патронов остались только воспоминания.
Ужин этим вечером был так себе. Немного зелени и банка скумбрии. Человек (15), хозяин земли, где мы жили, принес эту скумбрию для котов, которых полно в округе — но коты не стали ее есть. Рыба была мерзкой настолько, что они предпочли остаться голодными. Что и сделали.
Скумбрия способна разорвать организм на части. Стоит ей попасть в живот, как в нем поднимаются гул, верещание и хлопки. Желудок закручивается вокруг собственной горизонтальной оси, издавая звуки, которые пронеслись бы по дому с привидениями вслед за подземным толчком.