Я поняла, что подчиняясь какому-то шестому чувству, всю ночь шла в сторону берега, а не на север, как боялась. Над деревьями показались кольца дыма, залаяли собаки, предупреждая, что я забрела в чужие владения, и я быстро свернула в сторону, чтобы не попасться хозяевам на глаза.
Около шести утра я повстречала пахаря, бредущего по дороге, он уставился на меня и, видимо, приняв за ведьму, скрестил пальцы и несколько раз плюнул вслед, однако все же показал тропинку, ведущую в Киллигарт. Солнце к тому времени стояло уже высоко, и рыбацкие суденышки в заливе Талланд выстроились в ряд, готовые выйти в море. Я увидела перед собой высокие трубы поместья, и сердце мое екнуло при мысли о том, в каком жалком виде я предстану перед Ричардом. Будь он дома один, это не имело бы значения, но что, если там еще Бевил с Грейс, своей женой, и остальные Гренвили, которых я не знаю? Я подкралась к дому, словно вор, и замерла под окнами, не зная, что делать. В доме царило оживление, обычное для раннего утра; слуги уже встали, и с кухни доносилась их болтовня и звон посуды. Я почувствовала жирный запах жареной свинины и копченого окорока. Окна были открыты, чтобы впустить внутрь утреннее солнце, и до меня донесся чей-то смех и обрывки разговора.
Мне очень захотелось вновь очутиться в своей спальне в Ланресте, но о возвращении не могло быть и речи. Я подергала колокольчик, его серебристый звон разнесся по дому, и в холл вышел слуга, одетый в ливрею Гренвилей. Вид у него был суровый и неприступный.
— Что тебе надо? — спросил он.
— Я хочу поговорить с сэром Ричардом.
— Сэр Ричард и остальные джентльмены завтракают, — ответил он. — А теперь — убирайся, нечего докучать господам.
Дверь в столовую была открыта, и до моего слуха вновь донеслись слова, смех и голос Ричарда, заглушающий все остальные.
— Я должна поговорить с сэром Ричардом, — настойчиво повторяла я, готовая расплакаться. Лакей уже собирался выставить меня за дверь, но в этот момент я увидела, что в холле появился сам Ричард. Смеясь, он крикнул что-то друзьям в столовой, в руках у него была салфетка, и он все еще продолжал жевать.
— Ричард, — позвала я, — Ричард, это я, Онор. Изумившись, он двинулся в мою сторону.
— Какого черта… — начал он, затем, отослав слугу парой крепких выражений, втащил меня в крошечную прихожую рядом с холлом.
— Что случилось? — быстро спросил он, а я, уставшая и измученная, упала ему на руки и, уткнувшись в плечо, разрыдалась.
— Не надо, малышка, не плачь, — пробормотал он и, прижав к себе, начал нежно гладить меня по голове, пока я не успокоилась настолько, чтобы рассказать ему, что произошло.
— Они хотят выдать меня замуж за Эдварда Чемпернауна, — запинаясь, проговорила я и сама поразилась, как глупо это прозвучало, — а я сказала им, что не выйду, и вот шла сюда всю ночь, чтобы рассказать тебе об этом. Я почувствовала, что он отрясается от беззвучного хохота, как и тогда, во время i нашей первой встречи, когда мне стало плохо после жареного Лебедя.
— Это все? И ты отмахала десять миль, чтобы сообщить мне об этом? О Онор, моя дорогая, моя любимая крошка!
Я подняла на него глаза, не понимая, что смешного он находит в таком важном вопросе.
— Так что же мне делать?
— Разумеется, послать их всех к чертям. А если ты не пошлешь, то это сделаю я: А теперь идем завтракать.
В ужасе я вцепилась в его руку: если крестьянин приняв меня за ведьму, а лакей — за нищенку, то что же скажут обо мне его друзья? Но он, не обращая внимания на мои протесты, затащил меня в столовую, где за завтраком сидели джентльмены, и я, как была в забрызганном платье и порванных туфлях, предстала перед Ранальдом Могуном, молодым Трелони, Томом Треффи, Джонатаном Рэшли и еще полдюжиной мужчин, которых я не знала.
Это Онор Гаррис из Ланреста, — представил меня Ричард. — Возможно, джентльмены, вы знакомы с ней. — Все как один встали и поклонились мне, на лицах у них было написано безграничное изумление. — Она убежала из дома, • нисколько не смутившись, продолжал Ричард. — Представляешь, Том, они хотят выдать ее замуж за Эдварда Чемпернауна.