Гордей Васильевич попросил Романа посмотреть, нет ли Лапы где-нибудь поблизости, позвонил в лабораторию, велел немедленно привезти робота Дорогушу, заговорил и торопливо, и сбивчиво:
— Понимаешь, Иванушка, ты прав и… меня тоже пойми… Нет у меня сейчас возможности всё тебе объяснить… А ты имеешь право… если хочешь, даже обязан… презирать меня, проклинать, но… тут дела ещё серьёзнее, чем ты предполагаешь…
— Прости меня, Гордеюшка, — остановил его Иван Варфоломеевич. — Ни проклинать, ни презирать тебя я не собираюсь. Знаю: ты действовал из лучших побуждений. Но какое нагромождение нелепостей! Извини, глупостей, граничащих… Как ты посмел скрыть от меня Лапу?! Это ведь не твоё и даже не мое личное дело!
— Но ты — мое личное дело!
— Неправда!
— Разберемся… когда-нибудь… — почти неслышно сказал Гордей Васильевич, — Я хотел уберечь тебя… Я и до сих пор верю своему сердцу… Сейчас разыщем Лапу и…
— И ответь мне! — приказал Иван Варфоломеевич. — Ответь мне честно! Мой Серёженька имеет отношение к твоим действиям?
— Да. И больше меня об этом не спрашивай.
— Спа… си… бо. Но если ты болеешь за меня, то почему наносишь мне самый… убийственный удар?
— Ты мне отвечаешь тем же… — Гордей Васильевич был не в силах продолжать, Иван же Варфоломеевич деловито спросил:
— А зачем тебе Дорогуша?
Не поднимая головы, но заставив себя поднять бессильно опавшие руки и положить их на колени, Гордей Васильевич глухо объяснил:
— Он быстро найдет Лапу. И практически всё ещё можно исправить.
Вернулся Роман и обеспокоенно сообщил:
— Одна девочка видела, как Лапа и девочка, которая недавно сюда приходила, сели в такси на ближайшей стоянке. Что бы это могло означать? Как можно объяснить поведение моего отца?
— Это уже не твой отец, — жёстко ответил Иван Варфоломеевич, — вполне возможно, что он действует уже как десятилетний мальчишка.
— Рома, — позвал Гордей Васильевич по-прежнему глухим, заметно прерывистым голосом, — у Дорогуши великолепная зрительная память. И есть в нём великолепное устройство, которое помогает ему довольно быстро находить предметы и людей. Прошу тебя, нарисуй на своем лице синяки.
— Это значительно проще, чем выдавать себя за своего отца, — насмешливо сказал Роман и вышел.
Шофер привёл Дорогушу. Гордей Васильевич нажал в нём несколько кнопок, что-то подкрутил, а когда вернулся Роман, приказал, четко произнося каждое слово:
— Запомни это лицо. Найди мальчика с таким лицом.
— Вас понял, — ответил Дорогуша. — Приступаю к поискам.
— Поедешь в машине. Будешь указывать шоферу направление.
— Вас понял.
Когда шофер ушёл с ним, Роман спросил:
— И вы надеетесь, что робот…
— Уверен, — твёрдо ответил Гордей Васильевич. — Это у него здорово получается.
— Всегда ты был чудаком, Гордеюшка, — невесело, но уже мягко проговорил Иван Варфоломеевич. — Роман, неси шахматы. Хоть немного отвлечемся. А ты, Гордеюшка, прости меня за несдержанность.
— Что ты, Иванушка… Я перед тобой виноват…
Сейчас я попытаюсь, уважаемые читатели, объяснить вам поведение Гордея Васильевича, в котором кое-кому из вас может показаться многое непонятным. Но это лишь на первый взгляд. Помнится, я уже сообщал, и не однажды, что Гордей Васильевич почему-то сразу был абсолютно убежден, что Сергей Иванович — никакой не сын его старого друга, а самый, так сказать, обыкновенный агент иностранной разведки. Его к нам забросили с целью немедленно выкрасть секрет изобретения Ивана Варфоломеевича. А тут ещё неожиданно обнаружилось, что границы применения эликсира грандиозус наоборотус невероятно расширились. А подлинное лицо Сергея Ивановича будет, вполне возможно, выяснено уже завтра (и в этом известное значение будет иметь детское фото Серёженьки подлинного). И Гордей Васильевич старался хотя бы до завтра оттянуть время. Ему думалось, хотя он больше доверял сердцу, чем разуму, что сумеет как-то смягчить удар, который готовит судьба его дорогому другу. И ещё он боялся, очень тревожился, что сегодня же, пользуясь доверчивостью своего так называемого отца, Серёженька попытается завладеть секретом его выдающегося изобретения.
И тут вдруг ученого словно озарило: он понял, что не такой уж простак Иван Варфоломеевич, и тем более у него хватит мужества достойно встретить удар судьбы.