Голова у него словно налилась свинцом, весь он ослаб, сидел, держась руками за спинку скамьи, раздумывал вяло и туманно: «Что-то делает со мной грандиозус наоборотус… Но ведь мне захотелось пройтись пешком… А до дома так далеко… А там меня ждут… Позвать на помощь?.. Или так пройдет?»
Илларион Венедиктович потерял сознание, однако продолжал сидеть, инстинктивно держась руками за спинку скамьи, мгновениями сознание возвращалось к нему, он ещё крепче сжимал руки…
— Попрошу прямо и как можно быстрее! — скомандовал в это время Дорогуша шоферу. Звуки в металлической голове робота почти совсем затихли: он обнаружил того, кого искал.
А вокруг лежавшего на скамье Лапы уже собрались любопытные и оживлённо обсуждали, что могло случиться с мальчиком. Он был уже в глубоком обмороке.
— Попрошу остановиться!
Из машины вышел Дорогуша, перед ним все расступились в удивлении. Он бережно взял Лапу на свои механические руки, с помощью шофера уложил его на заднее сиденье, сам устроился в ногах.
По дороге Илларион Венедиктович очнулся, открыл глаза, увидел Дорогушу, сообразил, где они находятся, прошептал:
— Быстро к Ивану…
— Не понял, — ответил робот.
— Я понял, — сказал шофер, — мы, Дорогуша, едем к Гордею Васильевичу,
— Вас понял.
К концу пути Илларион Венедиктович пришёл в себя, но когда машина остановилась у подъезда, Дорогуша всё-таки помог ему выйти, под руку ввёл в лифт, вывел и, не убрав своей металлической руки, вошёл с ним в квартиру, сказал:
— Задание выполнено.
Все его начали благодарить, а Иван Варфоломеевич попросил:
— Ну, Лапа, рассказывай, что с тобой было. Обморок? Неожиданный? Что ж… В принципе лечить тебя, вернее, исследовать, могу только я. Сейчас привезут дозу одной составной части грандиозуса наоборотуса… Надо что-то придумать. И чтобы врачи были рядом.
— Как ты себя сейчас чувствуешь? — обеспокоенно спросил Роман. — Почему ты непослушен, как ребенок?
Илларион Венедиктович слабо улыбнулся и ответил:
— Это сложно объяснить. Физически я просто немного устал. А вот в остальном… Понимаете, во мне одновременно живут, действуют и непрестанно спорят мальчик и старик… И вот когда побеждает мальчик, мне необыкновенно… непередаваемо… мне даже стала чуть-чуть нравиться одна, правда, непорядочная, девочка…
— Папуля! — изумленно воскликнул Роман.
— А что? — весело отозвался Илларион Венедиктович. — Ты же был влюбчив с самого раннего детства, можно сказать… Так вот, к вашему сведению, я наслаждался тем, что я в детстве… Временами я совершенно забывал о старике, который живёт во мне… И, что бы со мной ни случилось, мои дорогие, я УЖЕ ни о чём не жалею! Я по-прежнему мечтаю пожить Лапой! Я сумею принести пользу детям! Я полагаю…
— А я полагаю, что ты элементарно заговариваешься, — проворчал, впрочем, не очень уж и сердито, Иван Варфоломеевич. — В тебе действительно появилось что-то младенческое. Хорошо ещё, что я примерно предполагаю, как действует эликсир. При-мер-но, учти. Но вот как он будет действовать дальше, понятия не, имею. Ты только подумай: неизвестно, какая участь ждёт тебя.
— Меня это не пугает, — с виноватой улыбкой сказал Илларион Венедиктович. — В любом случае это будет небесполезно для науки. И ещё: моя вина не так уж и велика. Я ведь не намеренно выпил твой грандиозус наоборотус.
— Конечно, конечно, во всём виноват я! — разгорячился Иван Варфоломеевич. — Это меня и гнетёт!
— И совершенно напрасно, — осторожно заговорил молчавший до сих пор Гордей Васильевич. — Я убежден, что Иван доведет своё изумительное открытие до блестящего завершения. Но! — он даже встал от внезапного волнения. — Ни на минуту мы не должны забывать о том, что если мы тревожимся о судьбах детей нашей, можно прямо сказать, многострадальной планеты, то враги интересуются не зверюшками-игрушками. Для них твоё изобретение, дорогой Иван, — оружие против человечества, если они им завладеют!
— Этого не случится, — твёрдо произнес Иван Варфоломеевич. — Я разделяю твои чувства и мысли, дорогой Гордеюшка. Не беспокойся, я выполню свой гражданский долг.
— Никто в этом и не сомневается, — сказал Илларион Венедиктович. — Дети нуждаются в нашей помощи, всё равно, я убежден, мы должны заниматься ими больше, чем занимаемся. Каждый из них, понимаете, каждый нужен стране. Ни одного из них, даже обормота или обормотки, нельзя отдавать врагам! Я знаю, что, враги уже тянутся к ним, пытаются на них воздействовать! И наш гражданский, отцовский и дедовский долг — напоминать людям об этом! Ведь они только ростом маленькие, потомчики-то наши! Они растут так быстро, что мы иногда не успеваем воспитать их! Ведь какое это великое горе, когда из сына или внука, дочери или внучки вырастает обормот или обормотка! И чтобы этого не случалось, жизни жалеть не надо!