— Начинайте! — восторженно завопил Эдик. — Желаю успеха!
Григорий Григорьевич с кастрюлей в одной руке подошёл к клетке, где Эммочка находилась уже за пределами разъяренности взрослого тигра-людоеда, открыл дверцу, и когда собачка стрелой вылетела оттуда, намеренно не смог накрыть её кастрюлей, а ловко вскочил на табурет.
То же самое мгновенно проделал Эдик, и Эммочка бросилась, что вполне естественно, на Сынка, который был для неё досягаем, и стала рвать на нём брюки и впиваться в его ноги, конечно, попеременно то в одну, то в другую.
Как ни сдерживался Сынок, но, повторяю, в обширнейшей программе обучения в шпионской организации «Целенаправленные Результативные Уничтожения» такого упражнения не предусматривалось. Сынок знал, например, как отбиться от крупной собаки, да ещё имея в руках оружие, а вот как отделаться от малюсенькой собачки, которую он даже толком разглядеть не мог, агент не знал. Он лишь мужественно молчал, поднимая то одну, то другую ногу, пытаясь отпнуть Эммочку, но тщетно… Казалось, каждый очередной укус Эммочки был значительно болезненнее предыдущего…
И, не выдержав мук, Сынок выскочил из-за портьеры, заметался, преследуемый Эммочкой, по кухне, ища, куда бы забраться повыше, не соображая, что проще всего влезть на подоконник. Когда он пробегал мимо Григория Григорьевича, тот, теперь уже точно прицелившись, надел на агента кастрюлю и даже немного покачал её из стороны в сторону, чтобы сбить очки.
Терзаемый Эммочкой, Сынок сам сорвал кастрюлю, а Григорий Григорьевич, мгновенно, но во всех подробностях запечатлев его лицо в своей памяти, крикнул:
— Больше я рисковать не намерен! Действуйте сами! — и, спрыгнув с табурета, бросился вон из кухни.
Хлопнула дверь.
И хотя Сынок находился теперь в безопасном положении — занял место на табурете, — состояние его было нечеловечески разъяренным. Размахивая кастрюлей, он выкрикивал то, что можно передать лишь крупными, величиной примерно с горошину многоточиями.
Эммочка чуть приустала, но продолжала бесноваться, носясь от одного табурета к другому. Сынок понимал, что надо действовать: ведь неизвестно, что сейчас делает сбежавший пенсионер. Прицелившись, агент спрыгнул с табурета, накрыл Эммочку кастрюлей.
Некоторое время кастрюля ползала по полу…
— Придавите чем-нибудь, — посоветовал Суслик, оставаясь на табурете, — а то она… Придавите, придавите!
— Я тебя самого сначала придавлю! — злобно отозвался Сынок, в изнеможении сел на кастрюлю и закурил.
Он оглядел себя: брюк до колен у него практически не было, ноги были в укусах, царапинах, крови.
А Суслик всё ещё продолжал стоять на табурете, как живой памятник своим безразмерным глупости и трусости, но вдруг обрел некое подобие относительного спокойствия и заговорил:
— Собственно, ничего страшного, тем более непоправимого, не случилось. Кроме, конечно, ваших ранений… Брюки вам придётся купить, потому что в моем гардеробе на ваш рост…
— Слушай, Суслик, осёл ты последний, — довольно равнодушным, вернее, предельно усталым, тоном остановил его Сынок, морщась от боли. — Как я объясню своему так называемому отцу вот это? — Он показал на свои истерзанные ноги.
— Пустяки! Скажете, что вас искусала собака! Такая большая-пребольшая!
— А если тот пенсионер сейчас приведет сюда милицию?
— Ну и что? Вы мой клиент, вас искусала моя собака. Я плачу штраф… будто бы, конечно! — радостно предложил Суслик.
— Боже мой, ну и ду-у-урак, — печально протянул Сынок… — Да слезь ты с табурета! — заорал он. — Кто этот пенсионеришка с его кастрюльным методом?
— Сначала я принял его за вас, — Суслик сел на табурете, поджав ноги. — Он приходил со старушкой, я её усыпил, разбудить не мог, а она в гипнотическом сне тявкала и утверждала, что попала в руки шпиона. Я совершенно запутался, — простодушно признался Суслик, опять же по своей безразмерной глупости решивший, что шпионские его дела идут прекрасно.
У Сынка уже не было сил ругаться. Он встал с кастрюли, пересел на табурет, уныло сказал:
— Ведь по инструкции и старушку, и пенсионеришку, да и тебя надо бы убрать. Но это опасно.
— Никого не надо убирать! — взмолился Суслик. — Старушка совершенно безобидна, видимо, насмотрелась фильмов о шпионах. Пенсионер — обыкновенный контролёр на всех видах городского транспорта, кроме такси, конечно. А я обязуюсь быть образцовым агентом.
— Ничего другого тебе и не остается, — пробурчал Сынок, — принеси мне ножницы, а я взгляну на собачку, чтоб она там сдохла.