— Присаживайтесь!
Сняв фуражку, Вершинин присел и устремил на Рокоссовского внимательный взгляд.
Командующий начал без предисловий:
— На левом берегу Дона, в частях появилось странное заболевание, о чем я уже доложил Ставке. Нечто похожее на вспышку эпидемии. Наши эскулапы уверяют, что похоже на грипп. — Он протянул Вершинину открытый портсигар и сам закурил. — Однако есть одно «но»… Мне доложили, что в местах дислокации летных частей обнаружили такое количество мышей, что они буквально сгрызают всю резиновую изоляцию…
При этих словах Вершинин ощутил спиной легкий щекочущий холодок. Ничем не выдавая волнения, сказал:
— Что касается первичного диагноза — это обоснованно, товарищ командующий. Ведь многие вспышки коварных и тяжелых инфекций поначалу похожи на грипп. Что касается мышей-полевок, вряд ли стоит удивляться: на территории, занятой войной, хлеб не убран, и для грызунов имеется прекрасная кормовая база. Не так ли? Иное дело, если среди них — эпизоотия[3]. Тогда… Впрочем, разберемся на месте, Константин Константинович, чего гадать?..
Рокоссовский с надеждой посмотрел на ученого.
После беседы на командном пункте Рокоссовский и Вершинин вышли из блиндажа. Прямо перед ними раскинулся низкорослый кустарник. Непрерывно ухали пушки, где-то рядом поднимались черные облака дыма, земля вздрагивала.
Около медицинского пункта, размещенного в землянке на склоне оврага, Рокоссовский и Вершинин встретили Лаврова. Профессор представил командующему своего помощника.
После дружеского фронтового обеда в компании со штабными командирами Константин Константинович дал Вершинину и его помощнику самолет, чтобы доставить их в район эпидемии.
Вспышка
Армейский эпидемиолог, военврач первого ранга Григорий Петрович Силаев, близко знавший профессора Вершинина, встретил врачей на полевом аэродроме и сразу сообщил, что вспышка началась внезапно и охватила несколько летных частей.
— Симптомы болезни: озноб, головная боль, температура 38–39 градусов, бред… Есть несколько случаев пневмонии[4]. Кстати, сегодня один из больных заявил, что у него появилась боль в подмышечной области, где начинает контурироваться увеличенный лимфатический узел! Словом, первичный диагноз не подтвердился. Тут, очевидно, что-то существеннее. Тем более, нашествие мышей…
Холодок снова пронизал профессора, но голос его звучал спокойно:
— Да, возможно. А скажите, Григорий Петрович, вы делали бактериоскопию на биполяр?[5]
— Сделали несколько мазков из мокроты больных, просмотрели в микроскоп. Ничего похожего на чумную палочку нет.
— Реакцию с тулярином ставили?
Силаев замялся.
— Честно, Станислав Васильевич, как только сегодня я увидел, что у одного заболевшего начал контурироваться увеличенный лимфатический узел, хотел поставить аллергическую реакцию с тулярином, но не успел.
— Ну что ж, — вздохнул Вершинин. — Темна вода во облацех! Посмотрим больных.
Над аэродромом появились немецкие самолеты. Они летели не очень высоко, наверняка видели скопление людей, но почему-то не бомбили и не обстреливали.
Силаев усмехнулся:
— Людей видят, а самолеты наши закамуфлированы… На соседний, ложный аэродром ушли.
Спустя несколько минут раздался грохот. Дым и пыль заволокли все вокруг.
Пока шли от аэродрома до полевого инфекционного госпиталя, размещенного в деревне, Станислав Васильевич внимательно рассматривал павших мышей, валявшихся буквально повсюду.
Силаев на ходу рассказал, что мыши не боятся людей: проникают в палатки, забираются в карманы шинелей, полевые сумки, вещевые мешки. Набиваются десятками в обувь, снятую людьми во время отдыха, свободно бегают по спящим…
— Я заметил, профессор, что заболевание среди личного состава чаще всего встречается там, где не убран хлеб. Там мышей — тьма! Там же, где территория очищена, заболеваний нет.
— Существенная деталь, — заметил Вершинин, одобрительно взглянув на Силаева. — Это, так сказать, эпидемиологическое доказательство единства места заражения.
Беседуя, они подошли к деревне, где в домах, покинутых хозяевами, размещались больные, доставленные из частей. Лавров, вслушиваясь в разговор врачей, старался не пропустить ни слова.
Закрыв рот и нос марлевыми повязками, профессор Вершинин, Лавров и сопровождавшие их военные врачи вошли в большое полукаменное здание школы. Повсюду слышались стоны и бред больных. За школой шипели гидропульты. Дезинфекторы орошали территорию раствором хлорной извести. Медсестры, в марлевых повязках до глаз, вписывали в заглавные листы истории болезни температуру; тут же лаборантки брали у больных на анализ мокроту и кровь. Не было и признака той лихорадочной суеты, которая обычно наблюдается в начале эпидемии.