Как желтый одуванчик у забора,
Как лопухи и лебеда.
А это уже поэт. Вслушайтесь в его слова, почувствуйте его душу:
ЗАЧЕМ ГЕРАСИМ УТОПИЛ СВОЕ МУМУ?
Приелись афганцы, путаны, наркотики,
Распутин и Сталин, Чубайс и Немцов.
И два журналиста, желая экзотики,
Примчались на зону для бывших ментов.
Ведь каждому помнится "тот" участковый,
Что в детстве казался страшнее войны,
И наглый сержантик в шинелечке новой,
Что бил мужика на глазах у жены.
А сколько "гаишники" крови попили,
А скольких сломал беспредельный ОМОН.
Но вот наконец-то их всех посадили,
Лишив пистолетов, дубинок, погон.
В тюремную робу их всех обрядили,
Не в моде на брюках здесь краповый кант.
В спецзоне прописаны в Нижнем Тагиле И бывший полковник, и бывший сержант.
Здесь чище и строже, чем в "правильных"
зонах,
Режимом отмерен и отдых, и труд,
А службу несут здесь менты при погонах И бдительно бывших коллег стерегут.
Здесь к бывшим коллегам придирчивы крайне,
Мол, вы - это вы, ну а мы - это мы!
Здесь служат по принципу: "Jedem das seine"*,
Зарекшись навек от тюрьмы и сумы.
И два журналиста сюжетик отсняли,
И он в "Новостях" был показан стране,
Смотрели, смеялись, плевались, кричали;
Но был обыватель доволен вполне.
Ему торжество показали Закона,
Живи, мол, спокойно, тебя берегут,
Но стало ль преступников меньше в погонах?
Этапы в Тагил все идут и идут.
В истории этой не будет морали,
Ведь вся наша жизнь аморальна, увы!
И сколько б по тюрьмам ментов не сажали,
Известно, что рыба гниет с головы.
Когда ж для политиков зону откроют,
Что целый народ утопили в дерьме?
Они разрушают, а вовсе не строят
Им место в Кремле или все же в тюрме?
Мы не стали заранее сообщать "деду", что привезем с собой тираж его стихов. Когда мы с Димой приехали в Нижний Тагил, из вещей у нас был огромный чемодан, набитый книгами. Когда на проходной нас спросили, что в чемодане, мы ответили: "Стихи Александра Васильевича". Надо было видеть изумление на лицах сотрудников колонии! Их потрясли два момента: во-первых, они своими глазами увидели книги человека, отбывающего наказание в данной колонии, а во-вторых, этот интеллектуальный груз привез сам Дмитрий Якубовский, который не держал в руках ничего тяжелее Уголовного кодекса...
Ну а "дед", когда увидел свои книги, испытал самый настоящий шок. Мне не хватит слов, чтобы выразить всю гамму чувств, охвативших этого человека.
"В своей одежде был педант"
Я уже писала, что для меня наряды не много значат. Будут у меня одни джинсы или сто туалетов, я все равно чувствую себя уютно. Но для Димы одежда значит очень много. Весь гардероб набит его вещами, моей одежды там, пожалуй, лишь тридцатая часть. Сколько у него костюмов, рубашек, туфель? Не знаю, я даже никогда не задавалась целью все пересчитать.
При этом он помнит каждую вещь, вплоть до мелочей: где покупал, за какую цену, при каких обстоятельствах. Одежду он меняет каждый день.
До знакомства с Димой я считала, что неплохо справляюсь с домашней работой, но муж проводил мне своеобразный ликбез. Он научил меня все делать правильно. У нас сменилась уже вторая домработница. Даже их, взрослых опытных женщин, Дима учит всяким премудростям. Он умеет делать абсолютно все.
Когда мы вернулись в Москву, встала проблема, с которой мне не приходилось сталкиваться раньше: мой гардероб. Теперь мне приходится соответствовать имиджу жены Якубовского.
...Первый рабочий день в новом офисе. Надеваю те же джинсы, в которых хожу дома, и вижу, как Дима открывает рот и произносит изумленным голосом: "У тебя больше ничего нет?"
Не подумайте, что до брака с Димой я была голая-раздетая. Просто мне пришлось оставить все вещи младшей сестре. Дима сказал, что новую жизнь надо начинать в новой одежде. Но у нас были более важные проблемы, и о туалетах я даже не заикалась. С Диминой одеждой было легче, ему мама все прислала из Канады.
За нашу совместную жизнь мы ходили за покупками всего три раза. Всегда это получалось спонтанно, быстро и как бы между делом. Я сразу предоставила Диме полный карт-бланш, сказав ему: "Все, что тебе понравится, я надену без слов".
Он позвонил знакомым девушкам посоветоваться, где лучше купить красивые вещи. Мы заехали в магазин, и Дима сразу накупил мне большое количество зимней одежды: костюмов, блузок, обуви. Все это было сделано так практично, что у меня сразу появилось несколько комплектов. Под один костюм Дима выбрал пять блузок, несколько пар туфель, сумку, зонтик и т. д. Правда, всю одежду до вечера пришлось оставить в магазине. Дело в том, что у меня несколько нестандартная фигура: талия тридцать восьмого размера, а грудь - сорок восьмого. Портнихе пришлось ушивать все платья и костюмы.
Закончился зимний сезон, и мы отправились на поиски весенне-летней одежды. Опять все происходило по знакомому сценарию: Дима выбирал, я примеряла. Его вкусу я всецело доверяю. У него определенные требования даже к белью и моей домашней одежде. Дима хочет, чтобы я носила лосины или узкие брюки в обтяжку.
Единственная область, в которой я распоряжаюсь самолично, - это косметика. Дима понимает лишь в мужском парфюме. Впрочем, был случай, когда он сам купил мне духи. Это было в самолете, мы улетали в Прагу на три дня, и так вышло, что у меня кончились духи. Дима наклонился ко мне и спросил, почему я не надушилась. И, пока я отлучилась в туалет, успел купить мне духи "Givanchy". А затем, по приезде в Москву, Дима приобрел мне целый набор этой фирмы: туалетную воду, мыло, дезодорант, гель для душа, чтобы все было в одной ароматической гамме.
Недавно у меня остановились часы, очень хорошие, известной марки Cartier, которые Дима подарил мне на тридцатилетие. Надо было просто сменить батарейки, но все руки не доходили. Я день ходила без часов, второй, третий... Наконец, Диме это надоело. Он снял со своей руки безумно дорогие часы, благо они подходили по размеру и мужчинам и женщинам, и подарил мне, а сам теперь носит "зековские", с которыми не расставался в тюрьме.
Как я снималась для журнала "Плейбой"