Однако только на пятый день после разгрома танковых колонн фалангисты сумели возобновить наступление. Они обтекли фланги республиканской армии и вышли к Мадриду…
Многие погибли в тех боях. Командующий республиканским фронтом был расстрелян фашистами Франко на центральной площади Мадрида. Пали смертью храбрых многие известные писатели, бывшие в этой войне полковниками. Навсегда остались у желтых скал тысячи солдат, собравшихся на защиту свободы чуть ли не со всего мира, — правда, по одному человеку от десятка миллионов, но безусловно имевших право представлять человечество. Мусаев уцелел. Но он навсегда запомнил голубоглазую, светловолосую девушку, которая осуждала фатализм генерала и умерла раньше других.
Вероятно, память о ней так и не позволила Мусаеву жениться: он все искал девушку, похожую на Пескову, но так и не встретил ее.
От тех боев осталась еще страсть к испанскому языку. Слишком трудно пришлось ему после гибели Песковой. Надо было не только воевать, но и учиться. Но то, чему он выучился тогда, осталось на всю жизнь, постепенно обрастая новыми знаниями.
Запомнил он и генерала Ауфштейна. И не только запомнил, но и постоянно следил за блестящей карьерой немецкого «национального» героя, как назвал его Гитлер, после победы фашизма в Испании. Мусаев понимал, что им еще придется скрестить оружие. Да гитлеровцы и не скрывали, что готовят поход на восток.
Ауфштейн, ставший со временем в фашистской Германии прославленным теоретиком танкового удара, выпустил несколько ученых трудов и книгу воспоминаний о войне в Испании. Была в этой книге глава «о победе над русским генералом». Умышленное повышение Мусаева в чине, как видно, потребовалось Ауфштейну для большей убедительности своих писаний. Сравнительного количества потерь генерал Ауфштейн в книге не приводил, поэтому писалось ему легко. Ирония и сарказм по отношению к русским, не прошедшим знаменитую школу Клаузевица и Шлиффена, так и сыпались из-под пера генерала. Мусаев, получив эту книжонку, держал ее в походном чемодане. Была у него дерзкая мечта — показать однажды это сочинение самому Ауфштейну, тем более что дело шло все ближе к тому, что генерал попробует свои танковые маневры на русских равнинах. А уж на этих-то равнинах Мусаев будет дома!
Семен Николаевич встретился с Ауфштейном вторично. И опять произошла эта встреча не по плану Мусаева, а примерно так, как задумали ее в фашистском генштабе.
В июле сорок первого года танковые армии генерала Ауфштейна окружили только что сформированную дивизию, которой командовал теперь уже действительно генерал Мусаев.
Восемь дней дивизия продолжала отражать натиск врага, пробиваясь в глубь белорусских лесов, И вдруг исчезла, как в воду канула. Напрасно летали немецкие разведывательные самолеты, напрасно танковые клинья вторгались в Беловежскую пущу, дивизия растаяла, словно дым, не оставив никаких следов.
Бойцы дивизии подбирали в лесу сотни листовок, в которых генерал Ауфштейн обещал райскую жизнь тем, кто прекратит сопротивление: ему были нужны пленные и трофеи, мертвые головы и брошенное оружие. Ведь даже самые хвастливые сводки должны опираться на некое подобие фактов.
Ауфштейн рассчитывал, что окруженные части в конце концов сдадутся в плен, на милость победителей. Получилось, однако, не так. В конце июля дивизия Мусаева неожиданно «отыскалась». Она нанесла мощный удар в стык между двумя немецкими армиями и вышла из окружения, разгромив лучший полк Ауфштейна.
И вот этими своими «победами», которые больше походили на поражения, хвалился ныне фельдмаршал Ауфштейн!
11
Воспоминания, воспоминания… Как они бередят душу!
Мусаеву вспомнилось почему-то самое трудное. Может быть, потому, что не так уж много радостного изведал он в жизни?..
Юргенев, сидевший рядом с шофером, несколько раз оглядывался на генерала, чтобы при случае начать разговор. Но Мусаев молчал, глаза его потускнели, он даже не замечал ужасной дороги, автоматически приподнимаясь на ухабах, будто ехал в седле.
В конце концов Юргенев предоставил генерала самому себе: кто его знает, может, у него такая система отдыха — спит человек с открытыми глазами.
Начальник штаба сосредоточил внимание на дороге. Мутные лужи разбегались из-под колес в стороны, словно две струи из-под торпедного катера. Смотровое стекло покрылось жирной липкой грязью.
Теперь вездеходы возвращались от линии фронта к штабу. Навстречу все чаще попадались маршевые подразделения, догонявшие свои полки и дивизии. Люди шли, наклонясь вперед, словно переломившись в пояснице, глядя только под ноги. Можно было подумать, что они вот-вот упадут среди дороги и тут же заснут.