Хорошо изучив обстановку, Крисанов приступил к созданию глубокоэшелонированной прочной противотанковой обороны, прикрытой сплошными минными полями.
На пятидесятикилометровом участке обороны невозможно было везде успевать самому. Да это и не требовалось. У Карбышева Крисанов научился не размениваться на мелочи, выбирать главное, не подменять подчиненных. Он распределил обязанности между офицерами штаба инженерных войск, поручив им основные виды работ, а на себя взял наиболее важное: согласование инженерных мероприятий со штабом армии, штабами родов войск и с соседями. Нужно было спешить. «Виллис» Крисанова появлялся то на одном, то на другом участке обороны. Мотор часто не выдерживал нагрузки, закипала вода в радиаторе.
Полковник Сорокин, бывший начальник штаба инженерных войск 38-й армии, вспоминает: «Наша армия прибыла под Воронеж из резерва, не успев закончить формирование Личный состав был недостаточно обучен. Однажды мы с Николаем Васильевичем находились в полосе обороны 240-й стрелковой дивизии. Вдруг какой-то солдат выскочил из траншеи на переднем крае и побежал по открытому полю. Николай Васильевич остановил его и спросил:
— Зачем ты, милый человек, не ходишь по траншее? Или хочешь, чтобы тебя немецкий снайпер убил?
Солдат при виде полковника растерялся:
— Я, товарищ полковник, со срочным донесением.
— А разве со срочным донесением по траншее нельзя бежать?
— Есть бежать по траншее! — выпалил солдат, но почему-то усмехнулся при этом.
Николай Васильевич внимательно осмотрел траншею. Оказалось, она была настолько узка, что солдату с оружием и противогазом, то есть с полной выкладкой, пройти по ней было почти невозможно. Николай Васильевич позвал меня на третью траншею, где еще продолжались работы, и сказал:
— Вот оно в чем дело, оказывается. Они строят на глазок.
Николай Васильевич тут же взял четыре прутика, вытащил из кармана металлическую рулетку, отмерил прутики и прикрепил проволокой, получилась фигура в форме трапеции. Эту фигуру он вручил офицеру, руководившему работой.
— Товарищ капитан, вот вам форма траншеи. Ройте по ней. Исправьте и ваши старые траншеи.
— Слушаюсь, товарищ полковник!
— Послушание для воина — это, конечно, главное. Но это еще не все для советского офицера. Современная война требует от нас инициативы и творчества. Как только остановились, так, не дожидаясь команды сверху, и начинайте окапываться. И правильно окапывайтесь, не как-нибудь. Надо беречь себя и своих подчиненных. Земля — самая надежная оборона. Вот, послушайте, что пишет политрук Брайлян в армейской газете: «В последнем бою наше подразделение подверглось ожесточенному артиллерийскому обстрелу. В течение 50 минут гитлеровцы обрушили на нас свыше 300 мин и снарядов, казалось, места живого нельзя было отыскать. Всюду сплошные воронки! С тревогой на сердце пошел я после этого ураганного налета осматривать окопы. Но тревога оказалась напрасной. Бойцы все до одного были живы и здоровы. От огневого налета противника солдат спасли хорошие траншеи, оборудованные под руководством старшего лейтенанта Колпакова»…
Так шло сооружение очередного оборонительного рубежа. Времени было в обрез. Враг наседал.
12 августа по приказу Главного командования 38-я армия вновь перешла в наступление. Она заняла крупный населенный пункт Нижнюю Верейку и значительно улучшила свои позиции. Опять бои, опять закрепление на достигнутом рубеже.
В один из этих дней в блиндаж начальника инженерных войск прибыл с рапортом командир саперного батальона майор Лепун. Вид у него был взбудораженно-растерянный.
— Товарищ полковник, — сказал майор, — я пришел доложить вам, что личный состав батальона весь издергался «мартышкиным трудом». Что же получается? Сегодня наступали, завтра обороняемся, послезавтра опять наступаем. Сегодня заминировали, завтра будем разминировать. Сегодня копаем, а завтра перекапываем. Не понимаю, зачем наступать, если нет достаточных сил и средств? Получается, мы своих солдат понемногу отдаем на съедение немцам. По-моему, если уж наступать, то превосходящими силами, наверняка.