Так было до войны. Когда Германия развязала войну с СССР в 1941 г., я и Кашинский решили возобновить и активизировать нашу идею по созданию организации «Украинское казачество». В связи с этим, я лично написал меморандум на имя Гитлера, в котором подробно осветил идею формирования «Украинского казачества», что, как я писал, будет соответствовать принципам фашизма Германии и Италии. Содержанием этого меморандума я желал навести Гитлера на мысль о том, что якобы украинский народ, организуясь в «Украинское казачество», сможет оказать реальную помощь Гитлеру в его планах. В связи с этим я излагал в меморандуме просьбу посчитаться и одобрить нашу идею «Казачества». Правда, никакого ответа на данный меморандум не последовало.
В начале оккупации Украины нам было известно, что немцы считались с украинцами и отдельные группы ставили как бы в привилегированное положение. Однако, впоследствии мы ясно увидели, что Гитлер не намерен считаться с украинским народом, тем более его политика была далека от создания «Самостийной Украины». Поэтому мы больше по вопросу создания «казачества» к германским правителям не обращались. На этом наша идея по созданию антисоветской организации «украинское казачество» была совершенно оставлена.
Вопрос: А какова была цель установления связи с украинскими националистическими деятелями в Германии и, в частности, в Берлине, куда вы ездили с Кашинским в феврале 1942 года?
Ответ: Вначале, когда по предложению Кашинского я ехал с ним в Берлин в феврале 1942 г., я истинных целей выезда туда точно не знал и рассчитывал, как говорил Кашинский, что мы установим связь с отдельными украинскими националистическими деятелями, с расчетом на объединение украинской эмиграции. Однако уже в Берлине мне стало известно, что целью этого посещения было желание Кашинского связать меня с гетманом Скоропадским, а следовательно, и возглавляемой им националистической организацией. В Берлине Кашинский мне прямо говорил, что скоропадовская националистическая организация играет большую роль в Украинском националистическом движении, с чем нам надо считаться и прямо предлагал мне связаться со Скоропадским, посетив его. Однако я от этого отказался, так как со Скоропадским никогда ничего общего не имел, и последний ко мне относился отрицательно. Тогда, в Берлине мы ограничились установлением связи с отдельными украинскими националистами.
Вопрос: Покажите, с кем конкретно и какую связь вы установили?
Ответ: Прибыв в Берлин в феврале 1942 г. и остановившись в гостинице на улице Фридрихштрассе, мы с Кашинским первым делом сделали визит к некоему полковнику Зеленевскому, являвшемуся в прошлом адъютантом Скоропадского… В беседе с Зеленовским мы узнали, что он разошелся со Скоропадским по каким-то денежным вопросам. В Берлине он жил хорошо, имел хорошо оборудованный особняк и представлял какого- то сотрудника немецких властей. Он много рассказывал нам о своих связях с немецкими офицерами в Берлине, которые состояли в штабе оккупационных войск на Украине в 1918 г.
Во втором случае мы с Кашинским посетили штаб Скоропадского, размещавшийся в районе Андгальдского вокзала (сам Скоропадский жил за Берлином, в предместье Ванзее). В штабе Скоропадского, где меня никто не знал, Кашинский представил меня начальнику штаба, фамилии которого не помню. В связи с первоначальным знакомством, состоявшимся между нами и начальником скоропадовского штаба, кратковременный разговор носил обыденный характер, и политические вопросы не затрагивались. Начальник штаба интересовался мною, однако ни о чем кон — кретном мы тогда не договорились.
Затем Кашинский попытался связать меня с Сергеем Шеметом, бывшим помещиком Лубенского уезда, Полтавской губернии, членом партии «Хлеборобов», принимавшим деятельное участие в провозглашении Скоропадского гетманом на Украине. В Берлине Шемет представлял ближайшего советника Скоропадского и как назвал его Кашинский, он являлся премьером скоропадовского правительства и даже проживал в особняке Скоропадского. Однако Шемета в то время в Берлине не оказалось, и встреча с ним не состоялась.
Последующим визитом мы навестили ранее названного мною Скоропись-Йолтуховского, служившего в одном из крупных банков Берлина, где он занимал видное место. Скоропись-Йолтуховский являлся украинским националистическим деятелем скоропадовского направления. При нашем появлении в банке, где мы встретили Скоропись-Йолтуховского, последний вначале испугался нашего визита, видимо посчитав, что мы явились с какой-то материальной просьбой или местью, однако я разъяснил ему, что данный визит является актом нашего внимания к нему, как к старому украинскому деятелю. Скоропись-Йолтуховский успокоился, однако заявил нам, что он потерял на фронте сына и какие-либо политические вопросы его в настоящее время совершенно не интересуют. Это было большой неожиданностью для Кашинского и встреча на этом была закончена.
После этого Кашинскому необходимо было посетить по делам издательства «Вернигора» книготорговца Тищенко, имевшего в Берлине книжный магазин. Я при этом также познакомился с Тищенко. Кашинский при этой встрече был занят чисто деловыми вопросами, касающимися издательства. На второй день нашего пребывания в Берлине в гостинице, где мы жили, нас посетил некий Кожевников, назвавший себя инженером. При нашем знакомстве Кожевников проявил к нам большой интерес, очень интересовался украинским вопросом и нашим положением в украинской эмиграции. Об этом он подробно расспрашивал как меня, так и Кашинского.
О себе рассказал, что он инженер, киевлянин, дважды побывал на оккупированной немцами территории Украины, посещал своих родственников около Киева и нашел, что немецкое господство на Украине якобы принесло пользу, и был сторонником нацистов. В этой же беседе на вопросы Кашинского Кожевников подтвердил, что он близок к штабу Розенберга, является личным приятелем помощника Розенберга некоего Лейбрандта.
Цель посещения нас Кожевниковым, как я его понял, была установление твердой связи с нами и последующего проведения какой-то совместной работы, о чем он ясно не говорил в то время. При отъезде нас из Берлина Кожевников сказал: «Надеюсь, что наши отношения продолжаться, я буду приезжать в Вену и мы будем встречаться». Впоследствии мне
Кашинский говорил, что Кожевников является видным лицом украинской эмиграции, как приближенный к штабу Розенберга, занимавший там какое-то служебное место.
Вопрос: И вы встречались с Кожевниковым в Вене. Покажите об этом?
Ответ: Да, это было один раз, в 1943 г. Кожевников действительно прибыл в г. Вену и связался со мной и Кашинским. Наша встреча состоялась в одном из кафе и была кратковременной, так как это было перед самым отъездом из Вены Кожевникова и он очень торопился. Наша беседа с Кожевниковым носила общий характер по всем вопросам и ничего делового, касавшегося бы проведения какой-либо определенной деятельности, не имела.
Вопрос: Покажите конкретнее, о какой совместной работе с Кожевниковым у вас шла речь?
Ответ: Что-либо конкретного по этому вопросу я показать не могу, так как наша встреча с Кожевниковым носила порядок установления связи и знакомства, и конкретно о какой-либо совместной работе у нас речи не было.
Вопрос: Продолжайте показывать об установлении связей по Берлину?
Ответ: На 3-й день нашего пребывания в Берлине, Кашинский занялся личными вопросами по книгоиздательству, встречался с Стрижаком, являвшимся его доверенным лицом в Берлине, высылавшим книги в Вену, а я воспользовался этим, чтобы встретиться с неким Думиным — галичанином, который писал историю «освобождения Галиции от поляков». Еще когда я был в Вене, Думин несколько раз просил меня в письмах дать ему материалы о деятельности галицийской армии в период моего командования. Встретившись с Думиным в Берлине, я с ним провел почти целый день, рассказывал ему о деятельности возглавлявшейся мной галицийской армии. В конце дня к нам пришел Кашинский и мы вместе сфотографировались, а затем в этот же вечер я и Кашинский выехали из Берлина и возвратились в Вену.