— Ты выглядишь, как птичья задница в лунном свете, — сказал Вон Войтц.
— Спасибо, лорд генерал. Вы не менее великолепны. Что я должен сказать управляющему?
— Мы все здесь? — спросил Вон Войтц.
— Не совсем.
— Тогда скажи ему, чтобы ждал. Если мы собираемся сделать это, то мы сделаем это правильно. — Они вместе побрели назад по каменной террасе, и прошли стеклянные ворота. Банкетный зал, казалось, был сделан из золота. Сотни желтых светосфер освещали длинную комнату, заливая все золотым светом. Даже белая скатерть на длинном столе и плоть людей, которые были тут, казались позолоченными.
Вокруг стола было сорок мест, и Вон Войтц насчитал тридцать восемь офицеров в комнате.
Они сбились в группы, строгие в своих официальных одеяниях, наполняющие комнату низким гулом бесед. Вон Войтц заметил Генерала Келсо из Восьмой Армии Крестового Похода, и Лорда Милитанта Хумеля из Девятой, смешавшихся с другими полковыми командирами и старшими офицерами.
Люшейм был убит на Тарнагуа, и таким образом Вон Войтц сейчас командовал Пятой Армией Крестового Похода. Он чувствовал, что эта честь была запоздалой, и ненавидел тот факт, что понадобилась смерть его старого друга Руди Люшейма, чтобы его продвижение по службе стало возможным.
— Мы можем начинать, Вон Войтц? — сердито спросил Келсо. Он был широким и коренастым, пожилым человеком с тяжелой челюстью, и его парчовая униформа заставляла его выглядеть даже шире, чем он был на самом деле.
— Мы еще тут не все, — ответил Вон Войтц. — Если мы собираемся терпеть унизительность официального ужина, чтобы отметить канун войны, то тогда мы должны удостовериться, что страдают все. — Келсо тихо рассмеялся. — Тогда, кого не хватает?
— Комиссара и старшего офицера Танитского Первого, сэр, — сказал Байота.
— Ладно, я думаю, что по крайней мере мы можем занять свои места, — уступил Вон Войтц.
Келсо подал сигнал, и собравшиеся офицеры начали идти к своим местам у длинного стола.
Сервиторы сновали среди гостей, наполняя бокалы.
Внешняя дверь открылась, и вошли два человека. Один был высоким человеком, одетым в униформу Имперского комиссара. На другом была черная эмблема старшего офицера его полка.
— Наконец-то, — сказал Келсо.
— Джентельмены, прошу, — сказал Вон Войтц, указывая прибывшим на их места. Танитские офицеры прошли к своим местам.
— Тост, я думаю. Вон Войтц? — предложил Келсо.
Вон Войтц кивнул и встал с бокалом в руке. Высокопоставленное собрание встало вместе с ним, стулья со скрипом отодвинулись назад.
Вон Войтц мгновение обдумывал свои слова. Он посмотрел вдоль стола на старших офицеров Танитсткого полка: Комиссара Виктора Харка и Майора Гола Колеа.
Вон Войтц поднял свой бокал и сказал: — За отсутствующих друзей.
I
На шестьсот четвертый День Боли, двести двадцать первый день 774-го Имперского Года, Жером Ландерсон покинул свое рабочее место по звуку карникса. Горн сигнализировал переход от дневной смены к ночной.
Он был изнурен, голоден и насквозь промок от пота. Его руки и спина болели от махания молотом, а кисти рук так окоченели от постоянных ударов, что он больше не чувствовал пальцев. Но он не поплелся устало к столовым или душевым с другими из дневной смены из Айконоклава, так же, как и не начал долгую прогулку назад к разрешенному местожительству вдоль речной стены Инейрон Таун.
Вместо этого, он пошел на запад, через разрушенные арки старой городской коммерции.
Там когда-то процветал рынок – дешевые продукты питания, зерно, домашний скот, инструменты – и лицензированные торговые дома когда-то ставили свои вычурные шелковые палатки и демонстрировали безделушки в ассортименте.
Ландерсон всегда любил коммерцию за ее аромат чего-то далекого. Однажды он купил маленький металлический диск с гравировкой темплума Экклезиархии на Энотисе только потому, что тот проделал такой долгий путь. Теперь далекое казалось еще более далеким и недостижимым, несмотря на то, что сегодня ночью это было его делом.
Коммерция в эти дни лежала в руинах. Все, что осталось от широкой арочной крыши, было гнилым и почерневшим от дыма, и ряды металлических прилавков, за которыми торговцы продавали дешевые продукты, были изогнуты и покрыты ржавчиной. На усыпанной щебнем земле, несколько вороватых торговцев, притаившихся за бочками с огнем, торговали предметами роскоши, такими как мозговые косточки и изогнутые столовые приборы за продовольственные монеты и разрешительные пластинки. Каждый раз, как только был намек на патруль экскувиторов, проходящий неподалеку, мусорщики растворялись в тенях.