Докладывая о сражении императору, Кутузов писал:
«Победа сия решалась действием правого фланга, то есть десятью казачьими полками под командою генерал-адъютанта графа Орлова-Денисова, четырёх полков кавалерии под командою генерал-адъютанта барона Меллера-Закомельского, бывших казакам в подкрепление, 2, 3 и 4-м пехотными корпусами».
В полдень 6 октября Наполеон проводил смотр находившихся в Москве войск. Он стоял на возвышении, а перед ним, отбивая шаг, проходили полки за полками.
— Да здравствует император! — кричали им, и из плотных шеренг неслось:
— Вива-ат! Вива-ат!
Внушительно стучали о булыжную мостовую башмаки, солдаты вытягивали затянутые в мундиры груди, старались показать бравую молодцеватость. Но Наполеон опытным глазом примечал, что шагавшие были далеко не теми солдатами, которые переходили Неман четыре месяца назад: и выправка не та, и строгость равнения отсутствовала, и сила духа утрачена.
За время пребывания в Москве армию словно подменили: её разъедал тлетворный микроб мародёрства, насилия, пьянства. Не проходило дня, чтобы не заседал суд и не выносил строгий приговор. Но, несмотря на это, грабежи и нарушения воинского порядка не прекращались…
— Слава непобедимому императору!
— Вива-ат!
Нет, Наполеон не чувствовал себя победителем. Он находился в положении незадачливого охотника, сумевшего вцепиться зверю в загривок, но не смеющего его прикончить. Пошёл уже второй месяц пребывания в Москве, но каждый день лишь усложнял положение.
Если бы заключить перемирие. Если бы добиться его… Любой ценой… Наполеон посылал русскому императору предложения, писал письма, но безрезультатно: ответ не приходил.
Узнав недавно о том, что какой-то русский офицер просит разрешения на выезд из Москвы, Наполеон приказал доставить того к нему.
— Вы собираетесь покинуть Москву? — спросил он офицера.
— Да, сударь, — отвечал тот так, словно пред ним был обычный смертный.
— Вы получите пропуск, но с тем условием, что обещаете прежде быть в Петербурге.
— Туда мне незачем ехать.
— Но мне это нужно! — повысил голос Наполеон. — Мне, императору Франции! Надеюсь, вы понимаете, кто с вами говорит!
— Конечно, сударь.
— Так вот, представитесь Александру и передадите ему моё желание заключить с Россией мир. Если он желает мира, а он не может не желать его, то ему нужно только известить меня об этом. Мир будет немедленно заключён…
— А если не пожелает?
— Какой же он болван! — обратился Наполеон к Бертье. — Не ваше это дело!
— Но такого обещания я дать вам не могу. У меня нет права на аудиенцию с царём, — возразил офицер.
— Хорошо. Я не настаиваю на аудиенции. Я напишу письмо, и вы должны в Петербурге передать его по назначению. Это вас устраивает?
— Это приемлемо, — согласился наконец офицер.
Через полчаса ему вручили пропуск и письмо Наполеона императору Александру. В письме Наполеон писал: «Простая записочка от Вас прежде или после последнего сражения остановила бы моё движение, и, чтобы угодить Вам, я пожертвовал бы выгодою вступить в Москву. Если Вы, Ваше величество, хотя отчасти сохраняете прежние ко мне чувства, то Вы благосклонно прочтёте это письмо».
Прошло немало времени, а ответа из Петербурга так и не поступило…
Всё это вспомнил Наполеон, проводя смотр своей армии.
А он между тем продолжался. Пехоту сменила кавалерия, наполнив воздух звонким цокотом копыт. Проходили в красочном одеянии гусары.
— Слава императору!..
К Бертье обратился взволнованный офицер, он что-то сказал. Бертье поспешил к Наполеону.
— Ваше величество, прошу выслушать.
Он доложил то, что поведал ему офицер.
— Что-о? Мюрат ранен?
— Не только это. Его войска отступили и понос ли большие потери. Оставили русским тридцать восемь орудий.
— Бертье! Слушайте внимательно и немедленно доведите до войск мой приказ. Завтра мы выступаем, идём назад. Маршрут — через Калугу, и горе тому, кто встанет на моём пути.
В тот же день Наполеон имел разговор с Мортье, начальником Молодой гвардии.
— Мы покидаем Москву, — сказал император. — А вы с гвардией остаётесь.