Генералы Орлов и Волконский были в числе руководителей восстания. Но Орлова избавил от Сибири его брат — душитель декабристов. Волконский же испил чашу страданий до конца. Его осудили к двадцатилетним каторжным работам, лишив княжеского титула, состояния, гражданских прав, и приговорили к пожизненной ссылке.
Узнав о том, Мария Раевская решила ехать за мужем. Она продала свои бриллианты, заплатила некоторые долги мужа и написала письмо государю. Тот ответил ей: сочувствуя её горю, он советовал ей не пускаться в далёкий неведомый путь.
Категорически был против её поездки отец, Николай Николаевич Раевский. Она писала:
«Необходимо было, однако же, ему сказать, что я его покидаю и назначаю его опекуном своего бедного ребёнка, которого мне не позволили взять с собой. Я показала ему письмо его величества; тогда мой бедный отец, не владея более собой, поднял кулаки над моей головой и вскричал: „Я тебя прокляну, если ты через год не вернёшься!“ Я ничего не ответила, бросилась на кушетку.
Я покидала Москву скрепя сердце, но не падая духом; со мной были только человек и горничная… Ехала день и ночь, не останавливаясь и не обедая нигде, я просто пила чай там, где находился самовар, мне подавали в кибитку кусок хлеба, или что попало, или же стакан молока, и этим всё ограничивалось. Однажды в лесу я обогнала цепь каторжников, они шли по пояс в снегу, так как зимний путь ещё не был проложен, они производили отталкивающее впечатление своей грязью и нищетой. Я себя спрашивала: „Неужели Сергей такой же истощённый, обросший бородой и с нечёсаными волосами?“»
А в феврале 1828 года умер внук Николая Николаевича Раевского, которого дочь Маша оставила ему на воспитание. Это был очередной удар по сердцу старого воина. Тяжело переживая несчастье, генерал обратился к Пушкину, чтобы тот написал эпитафию. Поэт выполнил его просьбу:
Внука Николеньку так и похоронили без матери. Мария Николаевна, находясь при муже в Сибири, в районе Нерчинских рудников, не решилась на дальнюю дорогу. Она прислала свой портрет: моложавое, прекрасное, безмерно усталое лицо. Генерал Раевский поставил портрет в изголовье. Перед смертью он сказал: «Вот самая удивительная женщина, которую я знал».
Судьбы сыновей Раевского были различны. После декабрьских событий 1825 года Александр продолжил службу в Одессе, у Воронцова, затем был выслан в Полтаву. В 1834 году ему разрешили поселиться в Москве, там он женился, однако вскоре жена умерла, оставив ему дочь. В 1868 году он уехал в Ниццу, где и скончался.
Иначе сложилась судьба младшего сына, Николая. Не покидая воинской службы, он продолжал её на Кавказе. В 1839 году получил чин генерал-лейтенанта, до 1841 года был начальником Черноморской береговой линии. По выходе в отставку жил в имении в Воронежской губернии. Умер в 1843 году.
Болезнь долго подбиралась к Николаю Николаевичу Раевскому-старшему — к этому достойному человеку, герою Отечественной войны, сильному и мужественному на полях сражений, вызывавшему уважение и уверенность в победе у подчинённых, которых вёл за собой, и неуверенность в успехе у врагов.
Недуг вынудил его покинуть столичный Петербург, где он был избран членом Государственного совета, и отправиться к дорогому уголку, в котором прошло его детство, в поместье в селе Болтышки Киевской губернии.
Уходил из жизни он тяжело, но и на смертном одре не терял твёрдости духа. «Ни единого злобного слова не вырвалось из уст его, ни единым вздохом, ни единым стенанием не порадовал он честолюбивую посредственность, всегда готовую наслаждаться страданием человека по мере его достоинства. Испытание ужасное! Несколько лет продолжалось оно неослабно», — писал после последней встречи с умиравшим Денис Давыдов.
14 сентября 1829 года отмечали день рождения Николая Николаевича: ему исполнилось 58 лет.
Ему напомнили о том, и он только улыбнулся. В этот день он непременно посетил бы луг у тихой речушки, и лесную опушку, и поле со звенящими колосьями. Но увы! Силы иссякли.
Через два дня его не стало. Он ушёл навсегда, навечно оставив людям память о своих ратных делах во имя родины, любимой России. Не без основания он говорил: «Я век мой жил и служил без интриг, без милостивцев; ни к каким партиям не приставал и не отставал ни от кого из своих товарищей».