Январским утром Павел сказал дежурному генералу:
— Мне нужен Платов.
— Он в заточении, ваше величество, — осторожно заметил тот.
— Мне нужен Платов, — с металлом в голосе повторил император и взглянул так, что генералу оставалось лишь произнести:
— Слушаюсь.
Матвей Иванович Платов — походный атаман в Персидском походе Валериана Зубова — оказался в числе изгнанных из армии военачальников при восшествии на престол нового императора.
Он и сам не мог понять, что послужило тому причиной. То ли, что верно служил Екатерине-государыне, может, то, что не поспешил бросить штаб Зубова, как требовал рескрипт, а возможно, злые наветы соперников удачливого казака. Словом, его не только уволили, но и направили одного, без семьи, на жительство в Кострому, а точнее в ссылку, без права выезда за городскую черту.
Более трёх лет провёл он в ссылке, но последовала царская милость и разрешение на выезд к родному дому. Не теряя времени, он поехал на Дон. Он был уже у Москвы, когда его догнал курьер с приказанием следовать в Петербург.
По приезде в столицу Платова прямиком направили в Петропавловскую крепость и заточили в сырой и холодный Алексеевский равелин. Случилось это 9 октября. С той поры он и прозябал там, не ведая, сколько времени ещё ждать суда.
Как ни оберегал Палён тайну задуманного, однако слухи о заговоре неведомо как растекались по столице. Об этом говорили не только придворные и государевы чиновники, но и простой люд на улицах, базарах, в кабаках.
— Слышь, сосед, новость-то давеча какую узнал, — с таинственным видом переговаривались людишки. — Сказывают, скоро будет новый ампиратор. Один долгогривый толковал: то ли монах, а может, расстрига. Но грамотей!
— А нам-то что от того, ежели придёт новый? Нонешний хоть с барами крут, нас не трогает, а новый, ежели придёт, потрафит им, станет на мужике отыгрываться.
— Тут я с тобой согласен. Да и ноне не жизня, а сплошная маета.
На Исааковской площади перед собором один оборванец, выучив на потеху рыжую суку, прилюдно требовал:
— Ну-ка, изобрази, как может мадам Шевалье!
Столичному люду было известно имя этой французской артистки, которая будто была любовницей Павла. Когда псина по требованию хозяина опрокидывалась на спину и, скуля, начинала сучить лапами, на всю площадь гремел хохот. Полицейские, как бы не замечая происходящего, степенно удалялись.
Людям было невдомёк, что балерина прибыла в российскую столицу неспроста: в Париже ей долго объясняли, с кем в России она должна поддерживать отношения, что ей необходимо узнать и кому сообщать о новостях.
Шевалье стала любовницей не Павла, а Кутайсова, который от её ласк совсем потерял голову и выполнял все её капризы и желания.
Народ настораживало и то, что, вызвав из-за границы жениного племянника, князя Вюртембергского, Павел прочил его, чужеземца, в наследники, намеревался по своей кончине передать ему трон.
Ничто в тот роковой день не предвещало необычного. Как всегда, первым встретил императора Кутайсов. С лакейской учтивостью усадил его в кресло, навёл на лице великого императора красоту. Потом в сопровождении генерал-адъютанта император присутствовал на разводе караулов. Настроен он был миролюбиво и даже шутил.
Весь день Павел провёл на прогулке вместе с Кутайсовым. В сопровождении казаков охраны они верхом объехали город и изрядно промёрзли, хотя после февральских морозов вдруг потеплело. Однако с залива дул пронизывающий ветер.
После рюмки водки Павел почувствовал себя превосходно, заботы отошли на задний план.
— Приглашаю, граф, отобедать, — сказал он Кутайсову, но тот упросил императора освободить его.
В тот день он договорился о встрече с мадам Шевалье. Оставив мужа дома, она прикатила к царскому брадобрею в присланной графской карете.
— Только недолго, мой друг, — предупредила она немолодого, но пылкого любовника. — Дома ждёт муж.
А вечером у императора был ужин. Кроме семьи Павла на него были приглашены генерал от инфантерии Кутузов с дочерью-фрейлиной, князь Юсупов, графы Строганов и Нарышкин, статс-дама и фрейлина Палён и ещё графиня Ливен.
Павел первый сел за стол, и по неписаному этикету сделали это и все остальные. Рядом с ним было место сына Александра. Он был молчалив и чем-то озабочен.
— Что с вами, сударь? — спросил его отец.
— Я, государь, чувствую себя не очень хорошо.
— В таком случае обратитесь к врачу и излечитесь. Недомогание нужно пресекать сразу, чтобы не допустить серьёзной болезни.