— Вот она, Москва! Наша победа и конец войны! — торжественно произнёс Наполеон, окружённый маршалами.
— Виват! Виват! — посыпались восклицания. Слава Наполеону!
Кто-то сообщил, что Москва оставлена жителями;
выехали не только чиновники города, но и его простые обыватели от мала до велика, захватив скарб.
— Дикари! — пренебрежительно процедил Наполеон.
Он представил, как ловкие журналисты высмеют его в Берлине, Вене и даже в Париже: «Делегация должна быть! Должна!»
И её собрали из каких-то иностранных торгашей с десятком простолюдинов сомнительной внешности. Испугавшись, что пришёл их конец, они что-то говорили вперемешку с увещеваниями и мольбами. Никогда они не находились в такой близости от высоких военных чинов, да ещё из Франции.
Это был тяжёлый удар по самолюбию Наполеона, понимавшего, что перед ним разыгрывается фарс. Сев на коня, он прервал эту комедию.
В ожидании привычной церемонии вручения от поверженного города ключей Наполеон пребывал в добром настроении. Сколько уж раз приходилось ему делать это, и каждый раз он испытывал сладостные минуты щекочущего самолюбия. В этой церемонии, когда к его стопам склонялись головы совсем не слабых мужей, проявлялась сила, власть, величие победителя. А победителем был он, Наполеон!
Сколько в его жизни было поверженных городов! Да что там городов! Вся Европа у его ног! Не сломлены лишь Великобритания да Россия, но теперь конец упорству русских уже близок. Он верит, что скоро, очень скоро Россия признает его могущество. И первый акт в этом произойдёт с минуты на минуту, когда ему вручат ключи от древней златоглавой Москвы.
Наполеон мысленно отрепетировал свою роль. Не делая ни шагу навстречу и не скрывая своего торжества, он примет свою привычную позу, в которой выражено его величие. Таким его привыкли изображать художники. Скрестив на груди руки и твёрдо выставив ногу, он с холодной маской на лице выслушает извинительные слова побеждённых. Конечно, это будет прикрытый мнимым благородством жалкий просительный лепет. Он не прервёт его, терпеливо дослушает, а приняв ключ, небрежно передаст его Мортье. Начальника Молодой гвардии он намерен назначить московским генерал-губернатором. Потом он, возможно, одарит жаждущих его милости москвичей немногими словами, в которых прозвучит назидательный упрёк и снисходительное прощение.
Таким мыслям предавался Великий, глядя с высоты на Москву. Подле стояла свита во главе с верным Бертье. Следя за всемогущим, генералы и маршалы бросали нетерпеливые взгляды в сторону ворот, откуда должна была появиться делегация. Прошло уже сорок минут, а делегации всё не было.
— В чём дело, Бертье? — спросил Наполеон маршала. — Где Дюронель?
Генерал Дюронель был назначен комендантом Москвы и должен был отвечать за предстоящую процедуру.
— Он в городе. Я только что послал к нему третьего вестового офицера.
— А где Мюрат? Что сообщает он?
— Король тоже в городе… Видимо, произошла досадная оплошность…
Наполеон не стал слушать. Демонстративно повернувшись к маршалу спиной, он устремил взгляд на город, лежавший в туманной дымке осеннего дня. Сверкали золотом купола соборов и церквей, в одном месте поднималось чёрное облако пожара. А в ворота заставы всё продолжали втягиваться колонны войск.
Наконец из ворот вырвался всадник и намётом помчался к горе. Подъехав, он протянул Бертье донесение:
— От генерала Дюронеля.
— Что там? — насторожился Наполеон.
— Дюронель сообщает, что не мог найти русскую делегацию, вероятно, её нет.
Наполеон молча уставился на Бертье.
— Как это понимать?
— Нужно подождать, что донесёт Мюрат.
Однако примчавшийся вскоре от него офицер рассеял сомнения: церемонии с ключами не будет, нет никакой делегации московского муниципалитета.
— Варвары! Скифы! — сквозь зубы процедил Наполеон.
Взглянув на Москву, он увидел, как в южной её стороне вырвались густые клубы дыма и взметнулись языки пламени.
Ночь Наполеон провёл в придорожном трактире. За обоями шуршали тараканы, беспокоили клопы, наутро он встал в дурном расположении духа и с твёрдой решимостью ехать в Кремль.
Утром ему сообщили, что в городе возникли пожары, которые некому тушить.
Москва горела. С вечера заполыхала Солянка, потом — Китай-город, загорелись дома за Яузским мостом, и над городом нависла чёрная туча дыма. Пожар уже опустошил Немецкую слободку, свирепствовал на Покровке. Огонь возникал там, где хозяйничали предавшиеся грабежам пришельцы.