— Можете думать, что между нами ничего не было.
— Я не смогу так думать.
— А я не смогу быть с вами прежней. К этому возврата нет!
— Я виноват, Лена, признаю свою вину. Не будь так сурова. Я много пережил за эти несколько месяцев, настрадался сверх всякой меры…
Смородина, смерив его насмешливым взглядом, прошла и села на свое место.
— Мне нет надобности, быть с вами суровой. Я говорю с вами как с любым другим.
— Лена, ну, зачем такое упрямство?
— Это не упрямство. Это нечто большее, что трудно выразить словами.
Пронин не нашелся, что ответить. Отказ Смородиной от примирения совершенно его ошеломил.
— Ты очень изменилась за это время, Лена.
— Обстоятельства вынудили измениться.
— Не понимаю, что ты хочешь этим сказать?
— Не понимаете? Ну, что ж, я не собираюсь говорить намеками. Время показало, что мы разные люди.
— На каком основании ты сделала такой вывод?
— Я убедилась в этом после того урока, который вы мне преподали.
Пронин на мгновение запнулся.
— Нет, Лена, ты не права. Послушай меня. Я признаю, что несправедливо приревновал тебя к Гасанзаде. Я прошу у тебя прощения. Скажи, что я должен сделать, чтобы ты поверила мне? — У Пронина развязался язык, он разгорячился, сам того не замечая, Смородина это тотчас заметила, но осталась по-прежнему сдержанной, ни на миг не теряя хладнокровия. Спокойно подошла она к окну, отодвинула марлевую занавеску; скосив глаза, выглянула наружу.
— Похоже, ты не со мной разговариваешь, а кого-то ждешь?
Смородина, опустив занавеску, повернулась к Пронину:
— Мне вовсе не безразлично, что подумают о нашей долгой беседе любопытные люди… Ну, ладно, не это я хотела сказать… Вы говорите, что виноваты… Но вы признались еще не во всех ваших делах…
— Я ревновал тебя к другому, вот и все. Если знаешь обо мне еще что-то, скажи.
— Я бы хотела услышать об этом от вас.
— Я виноват в том, чего сам не ведаю?
— Если не хотите признаться, я вам напомню.
— Если знаешь за мной что-то еще, пожалуйста.
И Пронин с искренним недоумением смотрел на нее, втайне надеясь, что Лена заговорит о том, чего на самом деле не было и быть не могло, и он легко докажет ей, что она ошибается и сейчас, и во всех других случаях.
Но то, что она сказала, поразило его.
— Николай Никанорович, я хотела бы знать, почему тогда, после первых боев, Гасанзаде не был представлен к награде? Почему его обошли? Ведь наградные вы составляли?
Смородина смотрела на него в упор, словно гипнотизировала. Подполковник замер в изумлении: «Я никому об этом не рассказывал. Откуда ей это известно? Догадалась сама, или?..»
— Вы что, мстили тогда лейтенанту? Из-за меня?
— Нет, я не мстил. Рано было его представлять.
— Но ведь командир полка считал, что надо?
— Ты неправа. О мести я не думал.
— Не упорствуйте в неправде, товарищ подполковник. Я и тогда почему-то с подозрением отнеслась к некоторым вашим поступкам. И оказалось, что была права…
У Пронина пересохло в горле.
— Было такое дело… Да, признаю.
— А говорите, что, кроме ревности, ничего другого за вами нет. Я уже не говорю о письме, которое вы мне прислали.
— Лена, клянусь тебе: все, что там написано, чепуха! Я ни с кем не встречался! Никого у меня, кроме тебя, не было и нет! Написал, чтобы досадить тебе. Если не веришь, можешь хоть сейчас поехать в госпиталь и все разузнать.
— Если бы я была вашей законной женой, и то до такого не опустилась бы! Да о чем речь? Встречались вы с кем или нет — это меня совершенно не касается, и давайте на этом закончим наш разговор.
— Но ты не дала мне окончательного ответа.
— По-моему, окончательный ответ ясен.
— Значит, ты никогда и не любила меня. И все, что ты сейчас говоришь только предлог для разрыва.
— Что я могу сказать? Пусть будет по-вашему!
В последних словах Смородиной Пронину почудилась надежда, поэтому, поднявшись и надев фуражку, он не спешил уйти. Прошелся рукой по пуговицам гимнастерки, поправил пряжку ремня. Ему казалось, что, увидев, как он огорчен, Лена смягчится, скажет: «Не уходи». Но желанных слов он не услышал — Смородина сидела за столом с таким видом, словно хотела сказать: «Ну, кто следующий?» «И зачем я только пришел сегодня? — думал Пронин, берясь за скобу двери. — Может, попал под горячую руку? Пришел бы в подходящий момент, может, по-другому бы встретила. Столько ждал, столько выбирал время для встречи, и вот… Нет, не надо было сегодня приходить», подумал он и взглянул на Смородину.